Последняя треть XX века стала временем не только стремительного развития информационно-компьютерных технологий, но и впечатляющих успехов новых социальных идей, связанных с понятием информационного общества. Если в 70-е – начале 80-х годов концепции информационного общества воспринимались в основном как футурологические построения, то во второй половине 90-х задачи формирования такого типа обществ были провозглашены в качестве приоритетных для многих государств и межгосударственных организаций, в том числе весьма влиятельных [1]. «Информационное общество», «информационная индустрия», «информационная безопасность», «информационная война» - эти и подобные им выражения больше не являются достоянием лишь узкого круга специалистов, но широко и активно используются в осмыслении разнообразных социальных взаимодействий. И если по вопросу о том, живем мы в информационном обществе или только начинаем его создавать, имеются различные точки зрения, то характеристика современной эпохи как эпохи информационных войн вряд ли может быть поставлена под сомнение. Показательно в связи с этим, что наличие угроз информационной безопасности в России сегодня признается официально [2].

Проблематикой информационного общества занимается множество людей, принадлежащих к различным профессиям. Это и ученые, представляющие практически все области знания (гуманитарного, естественно-научного, инженерно-технического), и управленцы, и журналисты. Специализация, как и приверженность определенным подходам, в рамках одной и той же дисциплины, влияет на расстановку акцентов и находит выражение в разнообразии предлагаемых трактовок нового состояния социума. Вместе с тем, не подлежит сомнению, что само понятие информационного общества стало понятием работающим, оно отражает и формирует особые социальные идеалы и ценности.

Идеал информационного общества

Достаточно емкой и адекватно отражающей ключевые моменты современной «информационно-ориентированной» социальной мысли является характеристика информационного общества как «общества, основанного на знании», где обеспечиваются возможности доступа индивидов и групп к информации и знаниям, необходимым для жизнедеятельности и решения личных и социальных задач [3,4,5].

В представлениях об информационном обществе, как правило, сочетаются черты реальности и идеала, настоящего и желаемого будущего. В настоящем – существенная роль информации в бытии социума, его сохранении, развитии и разрушении; растущее осознание этой роли не только интеллектуалами и управленцами, но и массой. Информация осознается как ценность, источник силы и власти, а сила и власть – как средство доступа к информации, к возможностям формирования информационного пространства; с этой точки зрения отношения по поводу получения, распределения и распространения информации во многом определяют социальную структуру, разделение властных функций и общественную динамику. Реальностью является интенсивный рост коммуникационно-компьютерных технологий, обеспечивающих (или предотвращающих) возможности передачи, распространения и получения информации. В будущем – совершенствование информационных технологий и распространение их по всему миру, расширение доступа к информационным ресурсам. Предельным, идеальным случаем выступает состояние, когда любой человек, находящийся в любой точке земного шара (и даже за его пределами), в любой момент времени может получить необходимую ему информацию. Собственно, этот идеал и задает магистральное направление в движении к информационному обществу, а затем в совершенствовании такого общества и достижении им стадии зрелости.

В подобном контексте информация видится как ценность, но ценность особого рода. Это вещь, или квазивещь, которой одновременно может пользоваться сколь угодно большое число людей без всякого ущерба для нее самой (фраза «Информация и знание – неисчерпаемый ресурс» становится общим местом). А развитие демократического общества рассматривается как направленное на обеспечение технических и организационных возможностей для доступа к такой ценной вещи, как информация.

Информационное общество не мыслится без распространения интеллектуальных технологий, без развития и эффективного использования интеллектуальных ресурсов. Но следует ли из этого, что информационное общество должно быть обществом высокоинтеллектуальным?
Если иметь в виду «естественный» интеллект человека (а не только искусственный «интеллект» высоких технологий), то вышеозначенный вопрос оказывается вовсе не риторическим. Конечно же, информация и интеллект взаимосвязаны: интеллект перерабатывает информацию, последняя считается пищей и продуктом жизнедеятельности первого. И все же реальности информационного общества несут с собой специфические вызовы человеческому интеллекту, обнаруживают новые проблемы, связанные с осуществлением его возможностей и прав. Одна из проблем такого рода – проблема интеллектуального суверенитета.

Интеллектуальный суверенитет и современные вызовы

В общем случае суверенитет понимается как верховенство, верховные права субъекта, независимые от каких-либо внешних сил, обстоятельств и лиц. Интеллектуальный суверенитет предполагает, прежде всего, право субъекта - обладателя данного суверенитета - развивать свой интеллект, осуществлять его возможности. Возможности интеллекта реализуются в добывании (не сводимом к «приобретению» или «получению»!) знания, в оценке предлагаемых сообщений как истинных, ложных, вероятных, представляющих интерес и т.д., в использовании для принятия решений информации, признанной адекватной.

Следует иметь в виду, что «суверенитет» не тождественен «произволу». Классический идеал интеллекта, доминировавший в течение столетий (в наиболее отчетливом виде выраженный Декартом) предполагал, что человек интеллектуальный подчиняет свой разум требованиям достоверности и логической непротиворечивости, обуздывает страсти, затмевающие рассудок. Страсти, соблазны, а также чрезмерное почтение к мнению авторитетов рассматривались как внешние по отношению к интеллекту факторы, которые мешают осуществлять автономию и верховные права в сфере, относящейся к его ведению.

Очевидно, что не существует и никогда не существовало абсолютного интеллектуального суверенитета - всегда есть границы, связанные с принятием на веру мнений других людей, восприятием результатов их интеллектуальной деятельности. Эти границы не устанавливаются четко и ясно, но в случае угрозы сужения привычных пределов (а эта угроза может быть как действительной, так и мнимой) возникают напряжения, которые, собственно, и побуждают к осознанию значимости интеллектуальных возможностей и прав.

Компьютерная революция уже в самой ранней своей стадии поставила под вопрос привычные границы интеллектуального суверенитета человека. В бурных дебатах 60-70-х годов на тему «Может ли машина мыслить?» позиции сторон (одни доказывали, что может, а другие – что нет) определялись, по существу, отношением к перспективе сужения сферы интеллектуального суверенитета человека. При этом под вопросом оказался не столько когнитивный статус индивида, сколько интеллектуальный суверенитет человечества в целом.

Сегодня беспокойства по поводу угроз человечеству, которые несет с собой “компьютерный разум”, могут показаться наивными на фоне реальной борьбы друг с другом “человеческих субъектов” (индивиды, группы, организации), использующих современные компьютерные технологии. На этом фоне преддопущение о солидарности человечества, характерное для противопоставления компьютера как субъекта (или квазисубъекта) “человеку вообще” выглядит опасной иллюзией или несбыточной мечтой. Интеллектуальный суверенитет отдельного человека, группы, народа ставится под вопрос не вышедшими из-под контроля машинами, а действиями носителей естественного интеллекта, использующих технику в собственных интересах. Современные информационные технологии помогают им возбуждать в других носителях естественного интеллекта страсти, затемняющие разум, искусно составлять рацион информационного питания потребителей, выдавая за факты собственные интерпретации событий.
Процессы формирования информационного общества стимулируют осознание еще одной грани проблемы интеллектуального суверенитета, а именно, интеллектуального суверенитета страны, народа. Еще в 80-е годы дискуссии, связанные с проблемами информационного колониализма, воспринимались российскими исследователями как нечто экзотическое, касающееся стран Азии, Африки и Латинской Америки. 90-е годы сделали их близкими и актуальными и для нашей страны.

Пожалуй, одним из первых на значение такого рода проблем для России обратил внимание А.И. Ракитов в книге “Философия компьютерной революции”, изданной в 1991 г. Развитие информационно-компьютерных технологий, писал он, создает возможности такого вида социально-экономической, политической и духовно-культурной сегрегации, при котором “в наиболее развитых информационных обществах сконцентрируется вся или почти вся интеллектуальная индустрия. Они станут источником, хранителем и держателем основных интеллектуальных ресурсов, производителем доминантных информационных технологий, продуцентом основных культурных и социально-гуманитарных потребностей. Остальные же страны мира превратятся в потребителя информационной технологии и информационной продукции, производителя сырья и отдельных видов промышленной продукции” [6]. А.И. Ракитов выражал обеспокоенность тем, что именно в разряд информационных колоний стремительно переходит страна, руководство которой занято борьбой за власть.

Трактовка информационного общества, предложенная А.И. Ракитовым в цитируемой книге, предполагает, что такое общество “в состоянии производить всю необходимую для жизнедеятельности информацию, прежде всего, научную”. Согласно такой трактовке, ряд стран азиатского региона, обладающих высоким уровнем технологии, но получающих основную часть научной информации и знаний главным образом из США , Западной Европы и Японии, не являются информационными обществами в полном смысле слова.
Уточнение вопроса о том, имеет ли информационное общество национальный или глобальный характер, существенно для обсуждения проблем интеллектуального суверенитета нации. “Глобалистская” трактовка информационного общества в принципе позволяет если не игнорировать возникающие здесь проблемы, то хотя бы представить их в максимально мягкой форме. Однако практические последствия “информационно-культурных” коллизий не могут остаться вовсе без внимания. Разумной в этих условиях представляется позиция Т.В. Ершовой, утверждающей: “В условиях интенсивного использования глобальных сетей возникают новые формы агрессии со стороны наиболее развитых стран в отношении менее развитых, появляется опасность утраты целыми сообществами своей культурной и национальной самобытности, включая самобытность языковую, происходит навязывание человечеству потребительских предпочтений и вкусов в интересах узкой группы (транснациональных компаний, производителей и пр.). Эффективные методы противодействия этим и другим опасностям информационного века, как и в случае защиты национальных производителей, лежат не в области отгораживания себя от глобального информационного пространства, а в сфере развития собственного полноценного участия в формировании этого пространства” [7].

Русский сектор интернет: компенсаторная функция

Человек, оценивающий значение компьютерных сетей (и, прежде всего, интернета) для развития и взаимодействия национальных культур, рискует оказаться в плену двух расхожих представлений. Первое связано с оптимистическими оценками предоставляемых «сетью сетей» возможностей межкультурного взаимодействия, расширения контактов, роста взаимопонимания и терпимости. Второе – с акцентированием опасностей информационного века, проявляющихся в виде новых форм информационного колониализма. И то, и другое представление имеет свои основания в реальностях сетевой коммуникации. Действительно, здесь можно найти информацию о настоящем и прошлом многих народов мира, познакомиться с взглядами людей из разных стран на одни и те же события, а, при желании, и самому поучаствовать в обсуждении волнующих вопросов. Но подобные возможности открываются, прежде всего, перед теми, кто владеет английским языком. А это – сильный довод в пользу второй из упомянутых выше оценок. Он иллюстрируется глобальной картиной интернета, где доминируют англоязычные ресурсы и американские технологии.

Парадоксальным образом, именно «глобально-сетевой» характер подобных представлений обусловливает их ограниченность. Рассматривая проблему национальной идентичности в век компьютерных сетей, вряд ли оправданно ограничиваться лишь сетью. Ведь проблема национальной идентичности не есть проблема сети. Это проблема страны, народа и индивида, осознающего свою принадлежность к народу. А народы и индивиды вовлечены в разнообразные информационные и иные взаимодействия, влияющие на характер данной проблемы. Вот почему адекватная оценка значения сетевых технологий возможна лишь при учете внешних по отношению к этим технологиям процессов.

Применение такого подхода к ситуации в России и к русскому сектору интернета дает основание говорить о специфической роли этого сектора в процессе национальной самоидентификации. Важно учитывать то обстоятельство, что русская проблема национальной идентичности порождена не интернета: она возникла задолго до появления систем электронно-опосредованных коммуникаций и обретала порой неожиданные очертания на поворотах отечественной истории. Сегодня роль русского сектора «мировой паутины» в осмыслении этой проблемы можно охарактеризовать как «компенсаторную» («восполняющую»), имея в виду восполнение «пробелов» и дефицитов, присущих телевидению, радио, обычной печати и даже непосредственному личному общению.

Информационные взаимодействия в сети отличаются гибкостью, оперативностью и демократичностью. Здесь отсутствует «генеральная линия», характерная для электронных и обычных печатных средств массовой информации. В русском сегменте интернета находят приют и «западники», и «славянофилы», независимо от преобладания соответствующих тенденций на телевидении и радио. Но еще более ценно то, что существуют (и в значительной степени реализуются) условия для осмысления российских проблем вне рамок данной оппозиции. Легко преодолеваются физические расстояния и характерные для непосредственного общения психологические барьеры, возрождаются возможности буквенного текста как располагающего к рациональной оценке в большей степени, чем аудио- и видеоинформация.

При всей пестроте и разнообразии информации, представленной в русской части интернета, не будет преувеличением сказать, что публикуемые здесь материалы и проводимые дискуссии в целом «работают на сохранение национальной идентичности». Это происходит через осознание характерных черт отечественной культуры (в том числе интеллектуальной, политической, деловой) и тенденций ее развития, переосмысление и переоценку в изменяющихся условиях ее сильных и слабых сторон. Русский сегмент глобальной сети становится все более значимой сферой внутрироссийской коммуникации, роль которой, конечно же, не сводится к рефлексии над проблемой национальной идентичности, но является важным условием существования такой идентичности.

Примечательно, что американские авторы утверждают (и вполне аргументировано), что современные сетевые коммуникации бросают вызов суверенитетам всех национальных государств – не только отстающих в информационно-технологической гонке, но и лидеров [8]. При этом речь идет о суверенитете политическом или «суверенитете вообще», но рассматривается именно информационный его аспект. Данная ситуация служит подтверждением актуальности выделения и изучения специфических видов суверенитета (в нашем случае, интеллектуального), значимость которых осознается именно в условиях формирования информационного общества. Кроме того, стоит иметь в виду, что политический суверенитет государства и интеллектуальный суверенитет нации могут находиться в весьма непростых отношениях.

Интернет (при всех его недостатках) создает определенный противовес манипуляции общественным мнением, в чем нередко (и заслуженно) упрекают электронные средства массовой информации, и, прежде всего, телевидение. Общеизвестно, что интернет выгодно отличается от других электронных средств разнообразием источников и форм представления информации.

Кроме того, одна из особенностей интернета как средства электронной коммуникации связана с предоставлением доступа к печатным текстам, вытесняемым из коммуникативной сферы телевидением и радио. В общем случае печатный текст создает более благоприятные условия для рациональной и объективной (“интеллектуально суверенной”) оценки содержания, чем способы представления информации, характерные для телевидения. В печатном тексте меньшую роль играет компонент, который может быть назван «эксформацией». Термин «эксформация» изобретен автором этих строк как смысловая пара термину «информация». Если «ин-формация» – то, что находится внутри формы, содержание сообщения, то «экс-формация» – то, что имеется «снаружи», вне формы, неизбежная «нагрузка» к сообщению, характер которой определяется способом его передачи. Например, эксформация телевизионного сообщения включает интонации голоса человека, передающего информацию, его мимику и жесты. Очевидно, что в печатном тексте этого нет. Телевизионное представление информации создает спектр возможностей воздействия на человека выбором “картинок” (изображений) для трансляции, их последовательностью. Кроме того, время восприятия информации ограничено здесь жесткими рамками, адресат лишен возможности “прокрутить пленку назад”.

Вовлечение печатных текстов в электронно-опосредованную коммуникацию имеет особое значение для оценки общественно-политических событий, когда речь идет о соблюдении (и нарушении) существующих соглашений и норм, зафиксированных в соответствующих документах. Как правило, противоборствующие стороны ссылаются на данные документы, интерпретируя их в собственных интересах, а телезритель, радиослушатель и даже читатель газеты практически лишен возможности вынести самостоятельное суждение, если он не имеет под рукой текста этих документов. Примером сочетания оперативности информации с доступом к важным документам могут служить публикации на популярном российском сервере “ИнфоАрт” во время бомбардировок Югославии авиацией стран НАТО. Сообщения о бомбардировках шли в ленте текущей информации. Но та же страница “ИнфоАрта” открывала доступ к тексту Устава ООН и к тексту выступления министра иностранных дел России Игоря Иванова на специальном заседании Госдумы, где он заявил о нарушении странами НАТО параграфов этого Устава. Такое сочетание позволяло пользователю самостоятельно решить вопрос о соответствии действий НАТО Уставу ООН и о справедливости заявлений российского министра о нарушении устава.

Из сказанного выше не следует, что интернет (во всяком случае, для России) – одно лишь благо. Содержание глобальной сети демонстрирует не только возможности современного человека, но и его слабости, ограниченность его ресурсов (материальных, временных, а также существующих в виде знаний, квалификации и опыта). Это проявляется, например, в таком (ориентированном на благородные задачи!) деле, как создание электронных библиотек. Как известно, с развитием электронных библиотек связана одна из многообещающих перспектив применения компьютерных технологий в образовании. Однако качество библиотек, создаваемых людьми, которые хорошо разбираются в компьютерах, но не имеют сколь-нибудь удовлетворительного представления о правилах “традиционной” библиографической и библиотечной работы, нередко таково, что преподаватель не может рекомендовать студентам пользоваться этими библиотеками. Например, появились электронные библиотеки, представляющие классические для той или иной области знания произведения без указания печатных источников, имен переводчиков и т.д. Далеко не всегда тексты, представленные в электронных библиотеках, отредактированы должным образом (минимальным требованием удовлетворительности может служить сопоставление с «обычными» изданиями).

Оценивая образовательную роль русского сектора интернета, трудно определить, какие из предоставляемых сетью возможностей используются сегодня больше - возможности образования или имитации образования. Известно, что в интернете предлагаются наборы рефератов практически по любому предмету – от философии до медицины, использующие опубликованные на русском языке источники, которых в интернете просто нет. Складывается ситуация, когда получить доступ через интернет к соответствующим публикациям на русском языке студент или аспирант не может, зато получает доступ к текстам готовых рефератов, которые должны создать у преподавателя иллюзию, что его подопечный знаком с первоисточниками.

Расширяя сферу интеллектуального суверенитета пользователя в одних отношениях, сетевые технологии сужают ее в других. Примером могут служить научные публикации. Почти фантастическая легкость доступа к мировым научно-информационным ресурсам сочетается с характерной именно для сетей проблемой надежности информации и возможности ее проверки. Привычное для обычных, некомпьютерных научных коммуникаций представление о принципиальной (пусть далеко не всегда реализуемой) возможности проверить содержащиеся в статье или монографии ссылки выглядит «устаревшим» в случае с интернетовскими источниками (которые довольно быстро могут менять местонахождение или вовсе исчезать из сети). Следует отметить, что реакцией на такое положение дел являются усилия по разработке стандартов научной электронной печати.

***
Автор этих строк признает по-своему правомерными различные позиции в отношении интеллектуального суверенитета как ценности и перспектив сужения его сферы. Отказ от какой-либо доли суверенитета может рассматриваться одними как не допустимый ни при каких условиях, другими - как возможный и разумный (при получении определенных выгод), третьими - как неизбежный (например, в силу технологических, экономических или политических причин). Наивно было бы предлагать какие-то общие решения. Однако само осознание данной проблемы имеет значение для понимания человека как разумного существа и непростых перспектив его интеллекта в информационном веке.

Литература

1. Building the Information Society: Moving Canada into the 21st Century. Ministry of Supply and Services, Canada, 1996; Europe and the Forefront of the Global Information Society: Rolling Action Plan. Communication from the European Commission to the Council, the European Parliament, the Economic and Social Committee, and the Committee of the Regions, 1996; The Information Society: A Challenge for Europe. Political Declaration, Resolution and Statement. 5-th European Ministerial Conference on Mass Media Policy. Thessaloniki, 1997
2. Доктрина информационной безопасности Российской Федерации // Информационное общество. – 2000. – № 3. – С. 5-7.
3. Ракитов А.И. Философия компьютерной революции. //М. – Политиздат. – 1991.
4. Ершова Т.В. Концептуальные вопросы перехода к информационному обществу XXI века // Вестник РФФИ. – № 3. – 1999.
5. Мелюхин И.С. Информационное общество: истоки, проблемы, тенденции развития. //М. – Изд-во МГУ. – 1999.
6. Ракитов А.И. Философия компьютерной революции. //М. – 1991. – С. 271.
7. Ершова Т.В. Концептуальные вопросы перехода к информационному обществу XXI века // Вестник РФФИ. – № 3. – 1999. – С. 21.
8. Johnson D. Democratic Values and the Internet // Internet Ethics / Edited by D.Langford. Houndmills etc.: Macmillan press. – 2000. P. – 191-192.

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 00-03-00352.



---


Алексеева Ирина Юрьевна - доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН

© Institute of the Information Society - Russia. 2024

s

s