Демократия и Интернет

Б.В. Марков





ТВ и компьютер, оснащенный различными приставками, выступают «революционными» символами современности. С одной стороны, эти медиа открывают новые невиданные возможности, соединяют вместе музыку, живопись, литературу, науку, философию, политику. То, что было прежде разорвано по различным регионам и различалось как по форме, так и по содержанию, теперь стало одним целым. То, что требовало раньше соответствующего образования, социального статуса, свободного времени и материальных средств, теперь стало общедоступным. Шедевры музыки и живописи доступны благодаря Интернету, кроме того, они входят в качестве составных элементов в видео клипы и различные развлекательные программы. Сложные произведения искусства, научные теории, политические идеологии — словом, все, что требовало от реципиента высокого культурного уровня, теперь дается масс-медиа в упрощенном и доступном виде.

Информация связывает людей в мировое сообщество. Сегодня все всё знают. Такая ситуация приводит и к качественным изменениям в стиле мышления, в способе видения, оценки и понимания действительности. Прежний линейный способ восприятия мира, понимание, основанное на логической последовательности, аргументации и обосновании, которые имели место даже в идеологиях, уступают место целостному охвату смысла происходящего, когда даже мозаичное и нерегулярное чтение или просмотр ТВ быстро приобщают человека к происходящему. Итак, свобода, творчество, доступность, приватность — несомненно, положительные следствия современных масс-медиа. С другой стороны, очевидны и опасные последствия. Как ни странно , на Западе о них говорят защитники демократии.

В конце 20 века либеральная демократия сталкивается с серьезной проблемой. Да, число демократических государств растет, однако глобализация подрывает саму основу либеральной демократии — национальное государство. Возникновение мирового рынка привело к тому, что предприниматели больше не опирались на национальные ценности. Закон прибыли подрывал устои государства, которое постоянно занималось «экономической политикой». В условиях Интернета контроль государства за действиями предпринимателей, как кажется, вообще неосуществим. Лучше всего это проявляется на примере денег, циркуляция которых уже мало зависит не только от правительства и национальных банков, но и вообще от национальной экономики. Настоящей революцией является продажа и покупка через Всемирную сеть. Ускорение процесса циркуляции денег, формирование мирового финансового рынка не оставляют времени для адекватной политической реакции и, таким образом, уходят от политического управления. Аналогично обстоит дело с использованием ресурсов и стратегического сырья. Эксплуатация знания для чуждых и опасных для общества целей тоже становится серьезной угрозой миру, другая опасность состоит в использовании знания для манипуляции людьми (новые политические технологии, медицина, а также разного рода справочники, включающие информацию о частной жизни, и т.п.).

Демократия без границ

Хотя сегодня говорят о кризисе традиционной демократии, многие остаются приверженцами ее классических форм: четырехлетний цикл выборов, респонзитивность, референдумы и т.п. Какие новые возможности открывает Интернет для развития демократии? Процесс формирования демократического общественного мнения включает два элемента: во-первых, доступ к информации, во-вторых, способность ее анализировать и принимать решение. Очевидно, что Интернет обеспечивает неслыханный прежде доступ к информации и расширяет возможности коммуникации. Возникает идея виртуального общества, которое, благодаря Интернету, способно преодолеть иерархизм реальной власти. Электронная коммуникация осуществляет полное равенство ее участников и участниц.

Посмотрим, насколько соответствует это требованиям свободной от принуждения коммуникации, выдвинутым Ю. Хабермасом: 1) равенство участников коммуникации и свобода от давления; 2) темой дебатов являются общие проблемы, которые значимы для всех; 3) запрет на ограничения дискурса и возможность его возобновления по требованию участников.

На первый взгляд кажется, что благодаря Интернету все эти требования оказываются легко выполнимыми. Интернет делает невозможной какую-либо политическую цензуру. Все голоса в дигитальной какофонии обладают равным весом, в дигитальной анонимности растворяются национальные различия. Будучи неконтролируемым, индивидуальное разидентифицируется и не может собрать себя, остается цепочкой цепи циркуляции информации: получил и переслал дальше. Если коммуницируют 50 миллионов, то индивидуум теряется. Отсюда проблемой становится не аккумуляция, а селекция. Интернет сегментируется и дифференцируется. И тогда оказывается, что он вовсе не реализует главную идею демократов о существовании свободной от принуждения и различия общественности. Хотя Интернет дает возможность формирования самой широкой «публики», однако она при этом теряет те черты, которые ей приписывал, например, Хабермас.

1. Электронная коммуникация не имеет ничего общего с открытой коммуникацией «лицом к лицу». Дело не только в том, что в ходе разговора читают невербальную информацию жестов, тела, одежды и т.п., которую компьютер редуцирует к письменным знакам. Можно предположить, что это особое преимущество, так как в поле внимания остается только аргументация и исчезает суггестия враждебности или дружественности. Но на самом деле аргументация требует проверки и осмысления, а на это нет времени. Преимущество скорости таким образом превращается в недостаток. Вопросы, ответы, комментарии идут синхронно и тут не остается времени для формирования собственного мнения. Кроме того, опция «выход» дает возможность прервать общение и таким образом устраняется ответственность, которая является важнейшим качеством личного разговора.

2. Интернет вовсе не устраняет иерархию. Остается четкое различие говорящих и слушателей, владельцев сети и пользователей. Ведущими оказываются личности с «высоким уровнем образования и влияния», а их отбор осуществляют владельцы канала. Сами пользователи сети требуют создания системы фильтров во избежании дисфункции.

3. Общественность выступает в демократических государствах противоинститутом, балансирующем взаимоотношения власти и общества. Актуальные дискуссии предполагают различные группы, представляющие разные интересы, личные контакты и споры, а также общественную сцену, даже если дебаты идут по телевидению. Интернет смешивает существующие при этом границы. Между тем в Интернете общественность представлена фрагментированной по-иному, чем в обществе. Там разделяются разного рода группы, интересующиеся самыми разными темами, многие из которых не касаются политики. Интернет расщепляет общественность на множество мелких группировок по интересам. При этом пересекаются границы национальных государств и эти группы уже не защищают политические интересы, которые всегда были интересами своей родины. Если Интернет и «демократизирует» мир, то не по модели общественности, которая служит основой современных теорий демократии.

Обычный коммуникативный процесс имеет пирамидальную форму, на вершине которой находится источник информации. В Интернете, наоборот, все больше становится тех, кто посылает информацию и все меньше тех, кто ее слышит. Это и понятно, если все будут говорить, то поднимется невообразимый шум. Итак, плюрализация источников информации приводит к парадоксальному эффекту: с одной стороны, демократическому обществу угрожает информационная энтропия; с другой стороны, даже левые демократы говорят о необходимости некой селекции: перевес включенности над исключенностью, ускорение процесса обмена информацией не оставляют времени и для рефлексии. Устранение пространственной дистанции дает повод говорить о глобализации как безграничности. Однако нельзя не видеть формирования новых ограничений, определяющих режимы включения и исключения. Благодаря преодолению пространственных границ более пятидесяти миллионов человек оказались реально включенными в мировое сообщество, но вместе с тем наметилась тенденция обособления различных «виртуальных сообществ». Кроме того, половину пользователей мировой сети составляют американцы. Сложилось новое разделение, теперь уже не на основе той или иной национально-государственной принадлежности, а на основе технической оснащенности.

Итранет / Интернет

В развитии Интернета наблюдаются две тенденции: с одной стороны, интернационализация — формирование мировой сети, а с другой, регионализация — формирование внутренних сетей. Различие глобального и регионального реализуется как различие глобальных и локальных сетей. Является мифом мнение о том, что компьютерная сеть дает возможность абсолютного выражения индивидуальности. На самом деле главным является сеть, организация, а не отдельный человек. Выход из кажущегося противоречия между развитием глобальных и локальных сетей сегодня инстинктивно находят в форме так называемых «виртуальных сообществ» — своеобразных новых коммун. Чтобы понять такой поворот, необходимо вкратце проанализировать историю больших городов. Современные мегаполисы стали небезопасны для проживания. Дело не только в бандитах, но и в невыносимых вони, шуме, грязи, тесноте. Сегодня люди бегут из больших городов, и это внушает опасение. Как ни странно, пустеют прежде всего центры. Большинство американцев живут сегодня в предместьях. Именно здесь сформировались своеобразные гетто для среднего класса.

Билл Гейтс в своей книге «Дорога в будущее» провозгласил «смерть города». Компьютерная сеть дает возможность работать, покупать, развлекаться и общаться, не выходя из дома. Так реализуется «монада» — комната без окон, обитатель которой парадоксальным образом «знает» обо всем, что происходит снаружи.

Уже давно беглецы пытались создавать новые формы сообщества — коллективные пространства для проживания, дома-коммуны. Интернет открывает новую возможность преодоления провинциализма и разделенности. Прежде всего, снимается вопрос о работе и рабочих местах. Персональный компьютер связывает человека не только с какой-либо фирмой, дающей работу, но и со всем миром. Компьютерная сеть снимает и трудности общения автономных индивидов, поселившихся в загородных домах.

Интернет не разрушает пространство города, но задает ему новые измерения. Глобальным городом становится сама Сеть. Виртуальные коммуны пытаются создать своеобразные безопасные кварталы для привилегированных. Они стимулируют создание все более утонченных миров, вход в которые оказывается затрудненным. Новая система включения и исключения пытается противодействовать шуму, грязи, насилию и использует при этом «электронные стены». За их пределами разгуливают юношеские банды, наркоманы и террористы, фанаты и психопаты. Они угрожают нормальному сообществу не только физически — насилием или инфекционными заболеваниями, но и создают электронные аналоги своих пороков. В таком качестве выступает детское порно, пропаганда терроризма и национализма. Очевидно, что только поэтому невозможна гомогенная компьютерная сеть и необходимы границы, разделяющие различные сообщества. Так глобальная сеть превращает город в систему гетто, которые оказываются при этом взаимосвязанными и могут коммуницировать на почве труда, денег, информации (например, житель респектабельного гетто с целью получения денег может заниматься созданием порностраниц). Но такие гетто уязвимы. Конечно, можно создавать своеобразные профилактории среди мирской грязи. Однако его жители утрачивают способность сопротивления микробам и становятся их легкой добычей. Кроме того, надо учитывать то обстоятельство, что попытки иммунизации создают внутри самих профилакториев новые и эффективные вирусы. Таким образом, следует подумать, не возникнут ли там новые формы зла.

Интернет и глобализация

Мы живем в условиях глобализации, которая является порождением уже не государства, институтов, индивидов, а универсальных структур техники, секса, денег, информации и коммуникации. Процесс глобализации экономики, хозяйства и масс-медиа в последние годы усилился под влиянием Интернета и теперь становится все более ясным, что он вошел в противоречие с демократическим проектом, опирающимся на идею национального государства.

Интернет существенно изменяет условия развития власти, денег, права и знания, т.е. центральных медиумов управления национальным государством. Появляются угрожающие демократии техники: не санкционированные web-страницы предлагают детское порно, способы изготовления подрывных устройств; разного рода преступные группы могут координировать свои действия на транснациональном уровне и т.п.

Появление такого рода проблем в основном используется защитниками морали, которые видят в них новое подтверждение своей правоты и претензий на универсальность. Мораль стремится стать супердискурсом, который оценивает все остальное, включая политику, экономику, технику и науку. Дело представляется так, что в форме глобальных проблем перед нами предстает неистребимое «мировое зло», которому можно дать отпор только при помощи строгой морали, и она состоит в том, чтобы воспринимать другого как самого себя. Допущение универсальной морали порождает трудность, связанную с тем, как и кто будет оценивать саму мораль. Чисто по жизни ясно: хорошей является такая мораль, которая совпадает с моим пониманием и различием «плохого» и «хорошего». И тогда мораль, как отметил Ницше, становится формой власти.

Необходимо перевернуть с ног на голову постановку глобальных проблем. Зло производится не где-то за пределами демократического общества, а в нем самом. Глобализация в сфере морали пришла в состояние резонанса с другими формами глобализации, и это становится угрожающим. Прежде всего, опасность связана с финансовой глобализацией, в результате которой происходит привязка национальных валют к доллару и их стоимость определяется на мировых межбанковских валютных биржах. Практически это означает, что цена рубля сегодня мало зависит от эффективности труда наших рабочих и даже от запаса ресурсов страны. Глобализация в сфере масс-медиа выражается не только в появлении транснациональных издательских корпораций, но и в становлении новых универсальных форм цензуры. Глобализация политики выражается в апелляции к общественному мнению, которое само выступает предметом разного рода манипуляции. Политика приобретает спектакулярный характер, отрывается от защиты почвы и интересов нации. Интернет также нужно расценивать в ряду остальных проявлений глобализации и указывать на связи между ними. Опасность в том, что эти формы начинают резонировать, «разогревать» мир до точки каления. Опасными признаками являются технические и экологические катастрофы, экономические и финансовые кризисы, акты терроризма и, наконец, компьютерные вирусы, к опасности которых многие относятся еще слишком легкомысленно. Между тем, это однопорядковые явления и их опасность также стремительно возрастает в состоянии резонанса.

Электронные вирусы

Болезнетворные индифферентные формы часто порождаются масс-медиа, которые опираются на вирулентность образов и приобретают заразный характер. Если наша культура производит прекрасные эффекты, то почему мы удивляемся, что она же создает и смертельно опасные вирусы. Радиационное облучение тела началось с Хиросимы, облучение души продолжается в ходе излучений медиумами знаков и образов. СПИД, биржевой кризис, электронные вирусы, терроризм – все это связано и переходит одно в другое. Это проявляется, прежде всего, в катастрофах. Знаки кризисов такого рода уже давно очевидны: СПИД приобрел эпидемическую форму, биржевые крахи с 1929 года повторяются периодически, электронные сбои также уже имеют давнюю историю. Однако взаимосвязь этих отдельных форм, когда создается чрезвычайно мощная аномалия, — это особенность нашего времени. Она осознается не всегда равномерно: СПИД переживается как действительно ужасная катастрофа, биржевой крах, наоборот, расценивается как игра на катастрофе, что касается электронных вирусов, то их эпидемия и опасные ее последствия расцениваются иронически и, по сути, глубоко беспокоят только профессионалов.

Культура испытывает те же самые воздействия: например, искусство превращается повсюду в фальшивку, копию, симулякр и одновременно продается на художественном рынке за большие деньги — настоящий метастаз тела, просвечиваемого деньгами. Идет цепная реакция терроризма в обществе (откуда он – из-за ущемления права, информации, безопасности, коммуникации – кто знает?) Хотя терроризм несопоставим со СПИДом и компьютерными взломщиками, однако он столь же непостижим, как и они. Программисты ведущих фирм создают программы, а взломщики их распрограммируют, подкладывают нечто вроде бомбы. Точно также кажется, что биржевые игроки действуют против предпринимателей, ибо наживаются на их трудностях. Все эти действия протекают по модели терроризма, который может быть перенесен на понимание СПИДа, электронных вирусов и падения или повышения курсов акций на биржах.

Компьютерный вирус не является научной фикцией. В сфере информации и коммуникации должна осуществляться непрерывная циркуляция. Она ускоряется подобно процессам на биржах. Мы даже наслаждаемся спектакулярной эйфорией от обращения капитала. Но таким образом мы наслаждаемся и тайной патологией этой системы, вирусами, которые проникли в ее машинерию и могут ее застопорить. Эти вирусы, по сути, – следствие закрытости системы, пробивающие и находящие все новые пути, поражающие даже те программы, которые создавались для борьбы с ними. Компьютерные вирусы — свидетельство беззащитной прозрачности мира информации. СПИД — это эманация смертоносной прозрачности секса на уровне целых групп. Биржевой крах — выражение нестойкости открытой экономии. Будучи освобожденными, эти процессы достигают стадии перегрева, подобно тому, как это случается в атомных реакторах. Наше общество продуцирует такие события, которые неочевидны и не подлежат просвещению. Компьютерные вирусы, которыми оказались заражены программы американских вооруженных сил, стали неким тестом или экспериментом самих американских спецслужб. В чем же лежит тайна этой истории? Даже если предположить ее экспериментальное происхождение, то это не гарантирует управляемости процессами. Тестовый вирус разрушен, но он вызвал неконтролируемую цепную реакцию.

Человек и компьютер

Человек представляет интеллектуальные машины как нечто либо притязающее на тайну мысли, либо как нечто монструозное, бесполезное и даже разрушительное для интеллектуальности: так люди обзаводятся машинами, чтобы потом с ними играть. Доверие к интеллектуальным машинам лишает нас претензии на познание, как передача власти политикам приводит к тому, что они начинают играть нами. Люди мечтают об оригинальных и гениальных машинах, потому что сомневаются в собственной оригинальности или любят снимать с себя ответственность и перекладывать ее на кого-нибудь другого. Так как машины демонстрируют некий спектакль мышления, то обслуживающие их машины-автоматы могут восприниматься уже как само мышление. Машины не только виртуальны, они помогают мыслить в неопределенных ситуациях, когда требуются длинные вычисления. Акты мысли приобретают бесконечный характер. Вопрос о самом мышлении при этом может вообще не возникать, как не возникает вопрос о свободе у людей, которые пересекают жизнь как воздух, расположившись в удобном кресле авиалайнера. Точно также современный интеллектуал с помощью компьютера пересекает духовное пространство. Виртуальный человек становится окончательно безжизненным за экраном компьютера. Это отсутствие движения, несомненно, оказывается препятствием мышлению. Это цена, которую следует учитывать. Как очки и контактные линзы стали нашими родовыми протезами, ибо мы теряем зрение, так и компьютер становится искусственным протезом теряющих способность мыслить людей.

Являюсь я человеком или машиной? На этот антропологический вопрос больше нет ответа. Мы живем в эпоху конца антропологии, которая тайным образом конфискована машинами и новейшими технологиями. В сравнении с традиционными машинами нет сомнений относительно своеобразия человека. Рабочий противостоит машине как живое автомату и отсюда отчуждение. Он сохраняет себя как отчужденный человек. Новые машины, новые технологии, новые образы, интерактивные экраны не отчуждают, а интегрируют нас в свои сети. Видео, компьютер, мини-телефон (наподобие контактных линз) являются транспарентными протезами, которые так интегрированы в наше тело, что как будто генетически или от рождения заложены качества имплантантов. Связь с информационной сетью — хотим мы этого или нет — имеет точно такой же характер, поэтому следует говорить не об отчуждении, а о включении человека в некую интегрированную систему. При этом идет ли речь о человеке или машине — это, собственно, уже и не важно. Культивируется сотрудничество, включенность в общую коммуникативную сеть, которая является искусственным раем тождества. Итак, нет больше отчуждения, есть гомеостазис человека и машины.



Марков Борис Васильевич - заведующий кафедрой философской антропологии Санкт-Петербургского университета, доктор философских наук, профессор




© Информационное общество, 2000, вып. 6, с. 43 - 47.