Информационное общество и правовое регулирование: новые проблемы теории и практики
М.В. Якушев
Институт развития информационного общества
Переход человеческой цивилизации к этапу информационного общества (ИО) с необходимостью требует переосмысления, а в соответствующих случаях – и пересмотра механизмов регулирования отношений, возникающих между “гражданами и организациями” ИО.
Для иллюстрации такой необходимости достаточно обратиться к опыту функционирования и развития глобальной информационно-телекоммуникационной сети Интернет. Конечно, проблема регулирования всего многообразия общественных отношений при переходе к ИО не ограничивается только теми вопросами, которые возникают и будут возникать между пользователями Интернета. Но именно такие, вполне реальные и все обостряющие вопросы “сетевого регулирования” наиболее наглядно, наиболее “выпукло” демонстрируют, насколько далеко может зайти пересмотр кажущихся ныне незыблемыми “постулатов” правовой теории и практики, и насколько непривычными могут оказаться в будущем ответы на вопросы, которые перед нами ставит реальная жизнь в реальном обществе, все более приобретающего характеристики ИО.
В истории человечества за возникновением и переходом на определенный уровень развития какой-либо новой сферы деятельности всегда следовал и процесс выработки (согласования, принятия) правил поведения, характерных именно для такой сферы деятельности.
Такие правила не обязательно носили юридический характер (то есть обеспечивались государственным принуждением) или по крайней мере не приобретали его с самого начала. Правовому регулированию зачастую предшествовали обычаи, традиции делового оборота, нормы морального характера, корпоративные правила.
Технологии, обеспечивающие движение к информационному обществу, подтвердили, что такими регулирующими нормами могут быть и правила организационно-технического характера (технические протоколы передачи данных и всякого рода процедуры, согласованные и применяемые организациями, работающими в соответствующей отрасли). Такие правила технического характера применяются не только вместе с соответствующими им юридическими нормами, но и очень часто (в отсутствие разработанной нормативной базы) – и вместо них.
Причем в рассматриваемой здесь сети Интернет применение организационно-технических норм характеризуется исключительно высоким, почти абсолютным уровнем эффективности.
В самом деле, исполнение юридической нормы обусловлено многочисленными факторами, в том числе субъективного характера. Например, соблюдение юридического запрета обеспечивается, среди прочих средств, возможностью уголовного (или иного) преследования и наказания. Легко видеть, как часто такие запреты или обходятсяили прямо нарушаются, невзирая на возможные санкции.
В случае же ненадлежащего соблюдения организационно-технических норм становится невозможным достижение той цели, ради которой такие нормы были разработаны. Оказание услуг связи без соответствующей лицензии (в нарушение закона) само по себе может и не повлечь неблагоприятных последствий (до первого визита представителя контролирующих инстанций), но использование ненадлежащего оборудования или программного обеспечения при попытке связаться с узлом Интернет-провайдера делает желаемое соединение невозможным, независимо от наличия или отсутствия на этот счет каких-нибудь законодательных актов.
Приведенный пример подтверждает, что юридические методы регулирования не всегда являются не только единственно возможными, но даже более эффективными, оптимальными для применения. Однако в значительном числе случаев отсутствие разработанных эффективных норм юридического характера может иметь негативный, тормозящий эффект, в том числе и при рассмотрении тех или иных аспектов технологического прогресса.
Применительно к вопросам развития ИО, одной из таких проблем, которую невозможно разрешить без тщательно разработанной нормативной юридической базы, является проблема имущественных и исключительных прав.
Является ли информация объектом права собственности?
Может ли она быть объектом противоправных посягательств, а значит, кто и как должен осуществлять ее охрану?
Кем и на каких условиях должен устанавливаться режим ее создания, распространения, копирования, защиты?
Может ли информация рассматриваться как объект права вне зависимости от материального носителя, ее содержащего?
Можно ли рассматривать информацию как товар?
Получение ответов на все эти вопросы (а это безусловно должно стать предметом теоретико-правового исследования) уже сейчас помогло бы снять неопределенность во многих практических ситуациях, встречающихся при работе в Интернете.
Кто является владельцем Интернет-страницы?
Кто и как должен нести ответственность за ее содержание и обновление?
Какие ограничения должны применяться при копировании информации, полученной из сети, например, путем ее записи в память своего компьютера?
На эти и множество других вопросов невозможно ответить на основании только лишь имеющихся в законодательстве правовых институтов и обычно применяемых методов правового регулирования.
Само понятие права собственности, разработанное еще в эпоху римского права как правомочия “владения, пользования, распоряжения”, все чаще становится малопригодным для описания процессов, относящихся к имущественной сфере информатизации общества.
Классическая формула “товар – деньги – товар” неприменима для сферы обмена информацией. Будучи переданной кому-либо первоначальным обладателем, информация перестает оставаться во владении одного лица, возможность ее использования и дальнейшего распространения становится доступной в принципе каждому.
Информация, тем не менее, может иметь и коммерческую ценность, а следовательно, может быть вовлечена в товарно-денежные отношения, но не как товар, вещь в традиционном понимании.
В настоящее время информация уже продается, но под ее продажей понимается не классический имущественный договор купли-продажи, а оказание каких-то информационных услуг или обеспечение доступа к определенной базе данных, или (самый простой пример) продажа материального носителя, содержащего требуемую информацию (дискеты с текстовым файлом).
Налицо разрыв между формальной стороной сделки и ее фактическим содержанием, причем в условиях достаточно большой неопределенности в юридическом характере правоотношения.
Помимо права собственности и иных сходных с ним так называемых “вещных” прав, правовая доктрина и законодательная практика применяет институт исключительных прав на нематериальные объекты (авторское право, средства индивидуализации и некоторые другие). Но и здесь, как все более становится очевидным, изолированное применение в информационной сфере исключительных прав вряд ли возможно и явно нецелесообразно. Хотя бы потому, что охрана исключительных прав на нематериальный объект (литературное произведение, товарный знак или знак обслуживания) ограничивается, по общему правилу, формой объекта, оставляя без внимания содержательную сторону.
Очевидно, выход в определении правового режима информационных отношений может заключаться, среди прочего, в разработке совершенно новых правовых институтов и механизмов, которые должны учитывать как предшествующий опыт разработки теоретических правовых понятий, так и специфику регулируемой сферы, во многом не имеющую аналогов в законодательном закреплении соответствующих правоотношений. При этом приходится учитывать и тот факт, что уровень развитости общественных отношений в информационной сфере существенно различается от страны к стране. По-разному регулируются сходные правовые вопросы в рамках различных национальных правовых систем.
Но и сами национальные правовые системы, будучи относительно независимы друг от друга, пока не могут обеспечить эффективного регулятивного воздействия на процессы в информационной сфере из-за очень высокой степени интернационализации соответствующих отношений. Действительно, пример сети Интернет показывает, что процесс информационного взаимодействия через глобальные сети вненационален и экстерриториален по своей сути.
Никогда не существовало государственных границ, например, для обмена результатами научного и художественного творчества (искусственно создававшиеся препятствия на государственном уровне давно доказали свою бессмысленность в эпоху научно-технической революции). Сейчас доступ к средствам подобного глобального информационного обмена возможен для каждого, вне зависимости от его национальности и физического местонахождения.
Таким образом, уже в настоящее время события в сетевом информационном пространстве происходят одновременно “повсюду”. Информацию невозможно “запереть” в национальных границах, а использование Интернет-технологий позволяет производить обмен информацией в кратчайшее время и независимо от географических границ и расстояний. Поэтому очень многие нормы и правила, регламентирующие ограничительный порядок использования той или иной информации (например, защищающие конфиденциальные сведения или охраняющие авторские права), в условиях Интернета просто теряют смысл. Не потому, что они перестают действовать или невозможно принудить к их соблюдению методами государственного контроля, а потому, что затраты на такой контроль и такое принуждение могут быть просто несоизмеримы с масштабом тех целей (вполне рядовых, обыденных – на уровне бытового восприятия), которые могут быть достигнуты.
Да, некоторые государства ввели определенные ограничения на порядок доступа и работы в сети. Многие другие государства хотели бы сделать нечто подобное. Но то, что возможно в странах с населением в один-два миллиона человек или в странах, где число подключенных к сети узлов не превышает (пока) нескольких десятков или сотен, вряд ли достижимо в иных, более “продвинутых” в экономическом и информационном отношении государствах. Следовательно, тотальный контроль за происходящим в сети хотя в принципе и может быть возможен, но практически исключен в силу технологических и финансовых ограничений.
Вновь приходим к выводу о том, что правовые механизмы (обеспеченные государственным принуждением) в условиях ИО прекращают быть преимущественной формой регуляции социальных процессов. К тому же совершенно нет надобности, чтобы правовое регулирование “вмешивалось” бы в те области жизни информационного общества, где его применение было бы малоэффективным. Например, весьма значительные сегменты “сетевого порядка” так или иначе упорядочены, сформированы. Уже отмечалась определяющая роль, принадлежащая в этом организационно-техническим нормам и правилам. Специфика создания и применения таких норм имеет большое дисциплинирующее, организующее воздействие.
Постоянно расширяющееся “сетевое сообщество” выработало свои собственные правила поведения в сети. Абсолютное большинство пользователей сети следует им, без какого-либо властного воздействия со стороны каких-либо государственных структур. Очевидно, что складывающиеся в результате саморегуляции “информационных сообществ” нормы и правила поведения можно критиковать или расхваливать, уточнять или обобщать, наконец, можно придать им юридическую силу (например, в качестве источника правового обычая при рассмотрении спорных ситуаций), но было бы абсурдно стараться их на государственном уровне отменять или заменять иными, заранее разработанными нормативными актами.
Так как для правового регулирования одной из важнейшей характеристик является эффективность воздействия на регулируемые общественные отношения, следует предельно внимательно и осмотрительно оценивать в каждом конкретном случае целесообразность применения юридических механизмов управления.
Вышесказанное, конечно, не означает, что развитие ИО “по определению” не нуждается в правовом обеспечении характерных для него общественных отношений. Либо то, что такое регулирование будет основано исключительно на неких, доселе неизвестных правовых принципах. Уже отмечалось, что многообразие и разнородность отношений между субъектами, вовлеченными в формирование и развитие ИО, диктует множественность подходов к созданию тех или иных нормативных механизмов регулирования. Некоторые правовые институты и методы должны быть адаптированы к специфике регулируемых отношений.
Некоторые правовые явления, действительно, только обозначаются (например, однозначно прослеживается такое направление развития правового регулирования отношений в информационной сфере, как стремление к “глобализации”, интернационализации процесса создания применимого нормативного регулирования). Но и традиционные правовые институты не потеряют своего значения в упорядочении тех или иных процессов развития ИО. Другое дело, что применяться они будут зачастую к совершенно новым видам правоотношений, и это безусловно будет сопровождаться некоторой задержкой в “освоении” соответствующей юридической техники и конкретных механизмов правоприменения.
Например, уже приобрела черты “всеобщего бедствия” проблема навязчивого распространения нежелательной информации, без получения на то согласия адресата-получателя такой информации (“электронный мусор”). Вполне возможно применение (хотя бы по аналогии) норм гражданского и административного права, направленных на охрану частной жизни и на наказание, скажем, хулиганских поступков. Юридических препятствий к этому нет – но насколько же может быть сложным процесс психологической перестройки сотрудников правоприменительных органов!
Тем не менее, как показывает практика рассмотрения в американских судах дел о защите товарных знаков на доменные имена – после первого же рассмотренного спора и созданного прецедента – дела по специфическим проблемам, связанным с информационными отношениями, из экзотических сразу же становятся для судов обыденными, и, к тому же, не самыми сложными для разрешения.
Приведенные примеры подтверждают, насколько актуальной является тщательная проработка юридических аспектов информатизации общественных отношений, и насколько глубоко “информационная революция” способна повлиять и на развитие правовых механизмов регулирования таких отношений.
© Информационное общество, 1999, вып. 1, с. 40 - 43.