Переход к информационному обществу накладывает особый отпечаток на структурирование регионального пространства - на смену иерархии территорий приходит так называемая "сетевая организация". По мнению Мануэля Кастельса, сетевые структуры являются одновременно и средством, и результатом глобализации общества [1]. Основным противоречием (и, соответственно, движущей силой развития) формирующегося нового общества, основанного на сетевых структурах, является противоречие между глобализацией мира и самобытностью (идентичностью) конкретного сообщества. "Новая самобытность, устремленная в будущее, - подчеркивает Кастельс, - возникает не из былой самобытности гражданского общества, которой характеризовалась индустриальная эпоха, а из развития сегодняшней самобытности сопротивления" [2]. Кастельс приводит основные группы сообществ, которые, по его мнению, могут через самобытность сопротивления перейти к самобытности, устремленной в будущее (project identity) и тем самым способствовать преобразованию общества в целом. Это, прежде всего, религиозные, национальные и территориальные сообщества. Территориальная самобытность и рост ее общемировой активности ведет к возвращению на историческую сцену "города-государства " как характерной черты эпохи глобализации. Женские сообщества и экологические движения также имеют этот потенциал. Признаком соответствия этих сообществ архитектуре нового общества является их сетевая децентрализованная форма организации и самоорганизующаяся система информационного обмена внутри сообщества.

С идеями Кастельса созвучны выводы многих социологов и политологов. Например, Хайко Шрадер приводит доказательства того, что в глобализованной экономике существуют многочисленные хозяйственные связи, которые базируются на личных отношениях. "Глобализация и персонализация с этой точки зрения, отмечает Шрадер, - одновременные процессы, и оба процесса ставят под вопрос национальное государство и государственное гражданство как значимые, создающие солидарность образов идентичности" [3]. Отмечается также, что достижения в области новых технологий, на которых основывается формирование информационного общества, во многом изменили характер политической коммуникации. Функционирование современных демократических институтов может быть существенно затруднено без адекватного информационного сопровождения, а обеспечение равного доступа к сетям при определенных условиях может способствовать закреплению демократических стандартов на уровнях межличностного и межгруппового общения [4].

Однако возникает вопрос о том, насколько теоретические построения и доктрины, основанные на анализе тенденций развития стабильно трансформирующихся обществ с прогрессирующей экономикой и устойчивой социально-политической системой (Европа и Северо-Американский континент) можно распространять на Россию. В этой связи представляют интерес выводы В.А. Ядова, обобщившего многолетнюю дискуссию социологов по теоретико-методологическим основаниям изучения России как трансформирующегося общества [5]. Ядов формулирует четыре вывода из этой дискуссии, отражающих специфику развития российского социума.

1. Категории "модернизации", "переходного периода", "переходного общества" явно не выражают существа происходящих в России изменений, потому что исторический вектор этих преобразований не определен. Наиболее общим понятием является понятие "трансформации". Особенностью российского общества является то, что оно находится в высокоактивной стадии социальных трансформаций, при этом нестабильность трансформируемой социальной системы близка к состоянию "динамического хаоса" - этим российское общество отличается от других стабильно трансформирующихся обществ.

2. Существенные цивилизационные различия России и западного социума состоят, в первую очередь, в том, что у нас до сих пор не сформировалось гражданское общество, и роль государства остается решающей во всех социальных и экономических преобразованиях. Второй аргумент заключается в том, что российское общество расколото на "западников" и "традиционалистов" и это противоборство подпитывается из двух источников - образом жизни в крупных городах, с одной стороны, и в российской глубинке и на селе, с другой. Этот раскол приводит к возникновению неких "форпостов" социального прогресса западноевропейского типа в мегаполисах при сохранении относительно "застойных" регионов и территориальных образований.

3. Цивилизационная особенность российского общества усугубляется таким наследием советского периода, как патернализм, повышенный коллективизм и неприятие индивидуализма. Социологические данные свидетельствуют о том, что нынешнее российское население высокоактивно в обустройстве жизни своей семьи, однако предельно пассивно и пессимистично в социальных вопросах. Наиболее емкое объяснение этого противоречия состоит в том, что люди не видят для себя возможности контролировать ситуацию за пределами узкого жизненного пространства. Отмечается, что постсоветское российское общество крайне дезинтегрировано - в нем отсутствуют внутренние импульсы к социальным преобразованиям. Отдельные всплески интегрирующего патриотизма – бомбежки Югославии силами НАТО и чеченский терроризм, основаны на внешних мобилизационных импульсах.

4. Перенос на российскую почву западной модели модернизации (основой которой выступает развитое гражданское общество и самодостаточная личность) не продуктивен именно в силу отсутствия этих предпосылок в России.

Отечественная политическая регионалистика конца 1990-х гг. осуществляет позитивно-критическое переосмысление западноевропейской и северо-американской исследовательской традиции, сформировавшейся в процессе анализа открытых и развитых социальных систем. Россия не принадлежит к подобному типу систем, к ее политической жизни мало применимы категории гражданского общества и правового государства. В достаточно полемичной статье С. Барзилова и Е. Барябиной [6] отстаивается точка зрения, согласно которой чрезмерное увлечение западными социолого-политологическими моделями и стереотипами не позволяет осмыслить во всей полноте и противоречивости российскую политическую реальность, особенно в провинциальном ее варианте. При этом следует отметить, что научный анализ регионализации российского политического пространства необходимо осуществлять с учетом влияния зарождающихся социальных технологий информационного общества.

Вместе с тем некоторые процессы, происходящие в социально-политическом пространстве, носят универсальный характер. К таким процессам относится, в первую очередь, формирование информационного общества, важнейшим инструментом которого является Интернет. Разумеется, масштаб этого процесса различен: на Западе можно говорить о переходе его в тотальную фазу — охват практически всех сфер общественной жизни. В России же речь идет пока о создании его основ. Это различие иллюстрируют некоторые цифры: к маю 2000 г. в мире насчитывалось 375 млн. пользователей Интернета, из которых 175 млн. — в США и 7 млн. — в России [7]. В то же время в нашей стране этот процесс развивается форсированными темпами, причем эффективность и глобальность применения новых технологий (прежде всего, Интернета) проявляется в изменении характера именно политических коммуникаций: социальные связи упрощаются, становятся дешевыми и более доступными —увеличиваются возможности реализации "демократии участия"; меняется статус небольших партий и общественных движений — их шансы возрастают; устойчивый позитивный имидж, благодаря этим информационным каналам, обретают власти — от федеральных до локальных.

Говоря о воздействии Интернета на политические процессы в современном обществе, необходимо учитывать, что в России на сегодняшний день Интернет, формально не являясь СМИ, начинает использоваться в политических технологиях не только как средство быстрой связи между регионами и для мониторинга текущей обстановки, но и в качестве средства борьбы с конкурентами через "слив информации", которая не может быть опубликована в печатных и традиционных электронных СМИ, как средство агитации среди молодежи. Это свидетельствует о постепенном активном включении Интернета в политическую жизнь российского общества . В этом отношении изучение влияния технологий информационного общества на политическую жизнь регионов - тема чрезвычайно важная, поскольку позволяет выявить степень включенности всей России, а не только двух столиц, в глобальное развитие.

Актуализация исследования данной темы диктуется и своеобразным парадоксом региональных политических элит: стремясь к созданию собственного положительного образа, они, тем не менее, не пытаются сделать информацию о себе в Интернете максимально доступной и прозрачной. Ученые выдвигают ряд объяснений этому феномену: в условиях перманентной конфликтогенности политического ландшафта любая информация рассматривается как аргумент в пользу оппонента; авторитарные тенденции, доминирующие в политической жизни многих регионов, продолжают воспроизводить атмосферу секретности и закрытости информации; наконец, существуют технологические и образовательные барьеры [8].

С целью углубленного изучения указанной проблематики в 2000 г. начато междисциплинарное исследование "Политика и Интернет". Проект направлен на изучение проблемы влияния интернет-технологий на политическую жизнь в российских регионах как существенного фактора формирующегося информационного общества. Следует отметить, что этот проект является частью исследовательской программы "Социально-экономические проблемы внедрения технологий информационного общества в России", реализуемой Междисциплинарным центром СПбГУ в сотрудничестве с партнерами из академических институтов, университетов, учреждений культуры и органов муниципальной, региональной и федеральной властей. В качестве одного из разделов этой программы предполагается проведение анализа существующей политики реализации элементов информационного общества в России на местном, региональном и федеральных уровнях, а также отраслевых и тематических программ развития базовых информационных технологий.

В рамках проекта предполагается получить информацию о механизмах и каналах влияния Интернета на политическую жизнь регионов, для чего осуществляется исследование: