«Маленькие пушистые цыплята на холодном, сером и гладком фоне выглядят особенно теплыми и мягкими. Геометрический рисунок фона создает дополнительный эффект. Кроме того, получается, что цыплята, представляя что-то природное, живое, противопоставлены холодному и строгому урбанистическому пространству, в которое попали. Для усиления эффекта сажаем одного цыпленка в подвернувшуюся под руку упаковку от бутылки, имеющую сходный геометрический рисунок. Сразу появляются динамика и сюжет, вызывающие дополнительные ассоциации, у каждого свои. Теперь добавим еще природной фактуры, перекликающейся с основными цветами, и концептуально-контрастный натюрморт готов» [2]. В этих словах очень хорошо описана процедура формирования «концептуального контраста» как ряда бинарных оппозиций: a) живое – неживое; b) природное – урбанистическое; c) свободное – несвободное; d) теплое – холодное; e) мягкое – твердое. Тем не менее, не совсем понятно, каким образом эти контрастирующие оппозиции объединяются в целостность, которая обладает каким-то притягательным свойством. По всей видимости, существуют особые закономерности эстетического восприятия, которые срабатывают в данном случае. Отсюда – кажущееся противоречие: в человеческом сознании при восприятии этой фотокомпозиции живое доминирует над неживым, т. е. включает его в себя, а с чисто внешней стороны урбанистическое пространство включает цыплят в себя как элемент композиции. Подобные вопросы обсуждались в семиотических исследованиях Ю. М. Лотмана. Объясняя механизм образования художественного значения, Лотман пишет: «Столкновение элементов разных систем (они должны быть и противоположны, и сопоставимы, то есть на каком-то более абстрактном уровне – едины) – обычное средство образования художественных значений. Для того, чтобы прояснить для читателя принцип соположения разнородных элементов, их конфликта и высшего единства, в результате чего каждый из элементов в контексте целого оказывается и неожиданным и закономерным, приведем пример из блестящей статьи чешского ученого Я. Мукаржовского, написанной около сорока лет тому назад! (посвященной анализу образа Чарли Чаплина, прим. Р. П.). Мукаржовский обратил внимание на то, что единство образа не отменяет, а подразумевает его двойственность. Уже костюм Чарли двоится: верх его составляют элегантный котелок, манишка и бабочка, а низ – спадающие брюки и чудовищные, не по росту, ботинки (распределение верха и низа, конечно, не случайно). Сочетание в костюме крайней элегантности и …предельной оборванности, опущенности продолжается и в жестах и мимике Чарли. Элегантные, безупречно светские движения, которыми Чарли приподнимает котелок или поправляет бабочку, сочетаются с жестами и мимикой бродяги. Чарли – как бы два человека. И этим достигается неожиданный эффект. Различные закономерности, перекрещиваясь, создают необходимую неожиданность. Так создается поведение, которое одновременно представляет смесь двух противоположных типов поведения и единое, органичное – жизнь и судьбу одного человека. Этим достигается решение того парадокса высокой информативности искусства, о котором мы говорим выше» [3]. Можно привести еще ряд интереснейших примеров из литературы, кино, живописи, мифологии, социальной рекламы. Другим примером контрастного символического соединения верха и низа может служить образ мифического дракона. Дракон – крылатый (летучий) змей. «Предполагается, что в образе дракона соединяются образы животных, первоначально воплощавших два противоположных и отличных от земного мира – верхний (птицы) и нижний (змеи или другие пресмыкающиеся). Поэтому первоначально мифологический образ дракона был одним из способов представления той же пары противоположных мифологических символов, которые известны в мифе о поединке (или сражении) мифологических змей и птиц. Дракон – образ водной стихии – представляется часто огнедышащим (соединение противоположных символов воды и огня). По гипотезе ряда ученых, формирование гибридного мифологического образа дракона относится примерно к тому же периоду, когда более ранние мифологические символы животных как таковых уступают место богам, соединяющим в себе черты человека и животного» [4]. Приведем в качестве примера такое явление языка как оксюморон, в основе которого лежит сочетание двух противоположно смысловых греческих слов «остроумно-глупое». «Оксюморон – стилистический оборот, в котором сочетаются семантически контрастные слова, создающие неожиданное смысловое единство, например «живой труп», «убогая роскошь» [5]. Такое явление, как концептуальный контраст, встречается не только в художественных образах, но и в социальной (идеологической) природе. Например, С. С. Аверинцев показывает, что «уже в ХIХ веке философский декаданс, сменивший классический идеализм, выявил резко диссонирующие, но и связанные какой-то тайной связью противоположные крайности: на одном полюсе – постылая «трезвость» позитивизма и вульгарного материализма, на другом полюсе – «хмель» иррационализма» [6]. Показателен пример из социальной рекламы, о котором рассказали в одной из программ новостей на ТВ. В Париже решили всколыхнуть общественное мнение на борьбу с загрязнением города собачьими экскрементами. Одним из самых эффективных средств оказался телевизионный ролик, в котором изображены дети, сервирующие на асфальте стол собачьими экскрементами в окружении ярко-зеленых листочков салата и других овощей. Затем они мелом обводили это «неаппетитное блюдо», а картинка фиксировалась крупным планом на телеэкране. Корреспонденты уверяют, что после этого Париж стал значительно чище. Это также пример своеобразного объединения верха и низа. Попытаемся объяснить этот особый механизм эстетического восприятия, который, видимо, «работает» при восприятии любого художественного образа, но особенно явно – при концептуальном контрасте. Используем методы общей теории систем. Известно, что одним из способов выявления общесистемных закономерностей является сопоставление и поиск аналогий среди явлений природы. Рассмотрим и сопоставим известные факты из психологии восприятия цвета и музыкальных звуков. На левой половине рис. 2 приведены круговое и линейное представление системы цветов, на правой, соответственно, круговое и линейное представление музыкальной системы.
Цветовой круг как систему восприятия цвета предложил еще Исаак Ньютон. В отличие от естественной (линейной) системы цветов, которой служит видимый оптический спектр радуги, в цветовом круге помещен пурпурный цвет, отсутствующий в оптическом спектре и состоящий из смеси двух крайних цветов – фиолетового и красного [7]. Нашим сознанием пурпурный цвет воспринимается как чистый цвет, хотя он и отсутствует в спектре радуги. Ньютон также обнаружил, что границы между основными семью цветами на оси длин волн видимого оптического излучения расположены в таких же соотношениях, как и дорийская музыкальная гамма. В «музыкальной части» иллюстрации расположен круг, или по-арабски «даур», который представляет музыкальную гамму. Он широко использовался средневековыми арабскими мудрецами для объяснения музыкальной системы [8]. В дауре замыкание окружности соединением крайних звуков музыкальной гаммы выявляет эффект октавной эквивалентности музыкальных звуков. Это главное качество музыкальных звуков порождает всю музыкальную систему. Отношение длин волн музыкального ряда звуков также представляет ряд отношений малых целых чисел, которые связаны глубинным алгоритмом, основанном на трех классических пропорциях: среднеарифметической, среднегармонической и среднегеометрической. Эти соотношения были известны еще Пифагору. По всей видимости, древние жрецы знали также об особой символической нагруженности пурпурного цвета. «Так, в Византии осуществлялось резервирование пурпурных одежд и сапожков за императорской особой … и если частный человек возлагает на себя царственные пурпурные одеяния, он и его пособники бывают казнены за крамолу. Это правило восходит к распоряжению императора Нерона». Еще одна привилегия византийских императоров – писать пурпурными чернилами. «А по праздничным дням византийский государь имел право восседать только на левом пурпурном сидении трона, между тем как более почетное право и золотое сиденье было многозначительно оставлено пустым – для Христа» [9]. Заметим, что золотой цвет символизировал цвет солнца, т. е. полный суммарный оптический спектр. Эти (представленные на иллюстрации 2) четыре представления (попарно круговые и линейные), взятые из различных источников, но систематизированные и сопоставленные, могут быть интерпретированы следующим образом. Гипотеза 1. Существуют два универсальных типа восприятия. Один из них мы называем линейным. С его помощью воспринимается непрерывный ряд качеств как линейный отрезок с оппозицией краевых качеств. Другой тип восприятия – круговой – позволяет замыкать этот ряд качеств в окружность. В месте замыкания окружности сознание синтезирует новое качество (такое как пурпурный цвет). Это новое качество имеет амбивалентный (двойственный) характер: с одной стороны, оно включается в ряд как одноуровневый равноправный элемент; с другой стороны, это новое качество несет на себе интегральную нагрузку представителя всего ряда качеств как целостности, и в этом смысле является элементом следующего уровня иерархии. Вспомним в связи с этим пример «про дракона». Замыкание окружности круговым типом восприятия также ассоциируется с очень древним и загадочным символом – «змея, кусающего свой хвост» (уроборос). В связи с этим интересен факт из истории науки. В XIX веке немецкому химику Фридриху Кекуле, открывшему структуру бензольного кольца, приснилась змея с собственным хвостом во рту. Гипотеза 2. Оба типа восприятия действуют параллельно и одновременно и диалектически взаимодействуют. Причем один из этих типов в каждой конкретной ситуации может превалировать. Гипотеза 3. Непрерывный ряд качеств нашим восприятием дискретизируется и этот ряд качеств воспринимается как система, в которой между элементами ряда устанавливаются отношения по типу ладовых в музыке или контрастных и иерархически дополнительных как в цветовой системе. Заключение
Литература:
1. Мазур М. Качественная теория информации // «Мир», 1974. 2. «Фото магазин», 1999, № 10 (41). С. 60-61. 3. Лотман Ю. М. Об искусстве // Санкт-Петербург, «Искусство-СПб», 1998. С. 328-329. 4. Мифы народов мира. Статья «Дракон» // М., 1997, «БРЭ», т. 1. С. 394. 5. Словарь иностранных слов. Издание 11 // М., «Русский язык», 1984. С. 344. 6. Аверинцев С. С. Образ античности в западноевропейской культуре ХХ в. Некоторые замечания / Новое в современной классической филологии // М., 1979. С. 7. (Цитировано по Я. Э. Голосовкер «Логика мифа» // М., 1987. С. 198). 7. Шашлов Б. А. Цвет и цветовоспроизведение // М., 1995. С. 145. 8. Фарук Хасан Аммар Ладовые принципы арабской народной музыки // М., «Советский композитор», 1984. С. 61. 9. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы // М., «Наука», 1977. С. 113. 10. Гете И.-В. «Стихотворения». Цитировано по Э. Н. Нойманн «Происхождение и развитие сознания» // «Рефл-бук – Ваклер», 1998. С. 23. © Информационное общество, 2000, вып. 1, с. 69 - 73.