С конца 60-х годов XX века и до наших дней предложено множество толкований того, что такое информационное общество. При всём разнообразии акцентов, степени внимания, уделяемого тем или иным технологическим, экономическим или социальным процессам, информационное общество рассматривается в рамках основных концепций и как обладающее, по крайней мере, следующими характеристиками. Прежде всего — это высокий уровень развития компьютерной техники, информационных и телекоммуникационныхтехнологий, наличие мощной информационной инфраструктуры. Отсюда такая важнейшая черта информационного общества, как увеличение возможностей доступа к информации для всё более широкого круга людей. Наконец, практически все концепции и программы развития информационного общества исходят из того, что информация и знания становятся в информационную эпоху стратегическим ресурсом общества, сопоставимым по значению с ресурсами природными, людскими и финансовыми. Перечисленные характеристики нашли отражение и в «Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации», утвержденной в начале 2008 года [1]. В тексте «Стратегии» отмечается роль высоких технологий как локомотива социально-экономического развития многих стран мира, в качестве одной из основных задач выдвигается формирование современной информационной и телекоммуникационной инфраструктуры, предоставление на ее основе качественных услуг, обеспечение высокого уровня доступности для населения информации и технологий.

Осмысление в рамках гуманитарных дисциплин феномена информационного общества происходит преимущественно (и вполне правомерно) как обсуждение правовых, социальных, философских, психологических и иных проблем, порождаемых развитием информационно-телекоммуникационных технологий. Серьезное изучение таких проблем требует от исследователя сочетания глубокой специализации с информированностью о происходящем в смежных областях и готовностью участвовать в междисциплинарной коммуникации. Ученый должен включать в сферу рассмотрения все новые и новые явления и процессы, вызываемые к жизни стремительным развитием техники, не жертвуя при этом основательностью анализа в угоду соображениям конъюнктуры. Реализация подобных установок, будучи задачей сложной, трудоемкой, а в полной мере, как правило, невыполнимой, может иметь в качестве побочного эффекта «замыкание» гуманитария в «информационно-технологической» проблематике, когда последняя мыслится вне связи с общими тенденциями и процессами в современной культуре. Между тем внимание к контексту информационно-технологического развития, включающему не только экономические и юридические, но также психологические и мировоззренческие факторы, ценностные основания социального и индивидуального бытия, необходимо для понимания особенностей мировосприятия и поведения человека, обитающего сегодня не в одном, а в целом ряде типов обществ, выделяемых по разным основаниям. Это общество информационное и гражданское, демократическое или авторитарное, традиционное или модернизирующееся, современное и «постсовременное», глобальное и национальное, и так далее и тому подобное.

Ценностный контекст информационного общества

Ценности информационного общества не существуют отдельно и независимо от ценностей «просто» общества. Происходящие сегодня ценностные трансформации имеют сложный характер и не могут быть поняты однозначно как прогрессивные или деградационные. Осознание и осмысление изменений включает «переоценку ценностей», которая может принимать вид революционного отрицания основ прошлой жизни, но может выражаться в интерпретациях изменений как новых форм реализации давно известных ценностных установок. Культурные стратегии, развиваемые в этих условиях, варьируются в диапазоне от направленных на поддержание и оправдание всего нового (ибо «новое лучше старого» и «противиться новизне бесполезно») до строго охранительных, ставящих целью консервацию традиционных ценностей данного народа или данной религии. Следует отметить, что в академической философии подобные крайние варианты становятся лишь предметом анализа, но не основой позиции, занимаемой исследователем. Тем не менее философы, рассматривая информационно-технологическое развитие в широком культурном контексте, склонны акцентировать внимание на изменениях в ценностной иерархии и появлении новых ориентиров или же видеть в современности прежде всего новые пути и формы реализации ценностей классических.

В первом случае речь идет о коренных переменах в отношении человека к миру, власти, свободе, долгу. Акцентируются тенденции перемещения внимания субъекта с духовной, интеллектуальной сферы на материальную, телесно-вещную, трансформации культа знания и просвещения в культ удовольствия и естественности, освобождения от стремления к идеалу в пользу прагматизма и утилитаризма, подмены творчества потреблением, жизни — игрой, реальных отношений — виртуальными [2]. В рамках второго из упомянутых подходов аксиологические эффекты информатизации (рассматриваемой в контексте процессов глобализации, возникновения общества риска, опасностей столкновения цивилизаций) включают осознание в качестве основополагающих принципов коммуникации свободу, ответственность, права человека; перспективы «согласования» нормативно-ценностного многообразия современного общества связываются с принципами справедливости, гуманности и толерантности [3].

Аксиологическому «измерению» компьютерных и телекоммуникационных технологий уделяют значительное внимание представители «компьютерной» этики — направления, сформировавшегося в середине 80-х годов в США. Дж. Мур, один из наиболее авторитетных ученых, работающих в этой области, исходит из предпосылки о существовании совокупности «стержневых человеческих ценностей», признаваемых в любом жизнеспособном обществе. Эту совокупность образуют такие ценности, как жизнь, здоровье, счастье, безопасность, ресурсы, возможности и знания [4]. Оценивая позицию Мура, можно обсуждать правомерность выбранного ограничения совокупности «стержневых» ценностей, оспаривать статус безопасности как ценности основной, а не производной (и вообще как ценности, а не условия существования и функ­ционирования системы). Можно сетовать по поводу того, что счастье — понятие слишком многозначное и по-разному видится разными людьми. Тем не менее следует признать, что определенность высказываний ученого, явно обозначающего принцип составления «стрежневой» совокупности — жизнеспособность общества — делает возможным предметное обсуждение. Примечательно, что философ из США включает в «список ценностей № 1» безопасность, однако в этом же списке не находится места для свободы. Последняя может рассматриваться как условие осуществления возможностей, что все же предполагает более низкий статус в ценностной иерархии. Вероятно, эта особенность, как и возведение ресурсов в ранг основной ценности, не в последнюю очередь обусловлена характером угроз — военных, террористических, экономических, экологических и других, осознаваемых человеком в конце XX — начале XXI века.

Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что к «стрежневым» ценностям не отнесены интеллект, разум или мыслительные способности человека. Пусть не в любом обществе разуму придается большое значение. И все же само наличие прилагательного «разумный» в обозначении вида существ, к которому мы принадлежим (“homo sapiens”) дает повод задуматься о том, будет ли жизнеспособным общество, где обязательность разума не признается вовсе, и будет ли оно обществом людей? А вот то, что в рассматриваемый список не включена такая ценность, как информация, выглядит вполне естественно, ибо выделение информации как ценности особого рода происходит лишь в XX веке и не было свойственно жизнеспособным обществам прошлого.

Высокий статус информации как одной из специфических ценностей современного общества не вызывает сомнений. Речь идет прежде всего о семантической (смысловой) информации, а не об информации в неживой природе и не о биологической информации. Слова «семантическая» и «смысловая» наделяются в данном контексте самым широким смыслом, охватывающим не только информацию, представленную в текстовой форме, но также изображения и звуки. Целям создания, хранения, переработки и передачи такой информации и служат в конечном счете инфокоммуникационные технологии, стремительное развитие которых открывает возможности, вчера еще казавшиеся невероятными, и порождает потребности, в недавнем прош­лом невообразимые.

Идеалом глобального информационного общества является совершенствование информационных технологий, их распространение по всему миру и расширение доступа к информационным ресурсам — прежде всего через компьютерные сети. Предельным случаем выступает состояние, когда любой человек, находящийся в любой точке земного шара (и даже за его пределами), в любой момент времени может получить необходимую ему информацию. Собственно, этот идеал и задает магистральное направление в движении к информационному обществу, а затем в совершенствовании такого общества и достижении им стадии зрелости. В подобном контексте информация видится как вещь, или квазивещь, которой одновременно может пользоваться сколь угодно большое число людей без всякого ущерба для нее самой, а развитие демократии рассматривается как направленное на обеспечение технических и организационных возможностей для доступа к такой ценной вещи, как информация.

Л. В. Баева, сопоставляя классическое ценности с современными, утверждает, что информация как ценность есть результат трансформации в новых условиях ценностей истины и знания [5]. Это суждение имеет веские основания. Его опровержению не служат даже концепции «общества знаний», пользующиеся все большим влиянием в последние годы. Знание как ключевое понятие подобных концепций существенно отличается от знания в классическом смысле хотя бы в силу тесной привязанности (а порой и сводимости) к технологическим, управленческим и финансовым контекстам. Нечто подобное происходит и с ценностным статусом интеллекта.

Сегодня все чаще говорят об интеллекте в рыночных контекстах. Большое значение придается «интеллектуализации бизнеса» и «организационному интеллекту». Признается ценность интеллектуальных ресурсов и интеллектуального потенциала как фактора получения экономической выгоды. Эти контексты, безусловно, важны и заслуживают того, чтобы найти отражение в философском осмыслении проблем интеллекта как проблем современного общества. И все же, если мы рассматриваем рынок как инструмент, не превращая его в идеологию и тем более в религию, следует учитывать комплексный характер проблемы интеллекта в современном обществе и быть готовыми к тому, что с развитием информационных технологий в этой проблеме будут обнаруживаться новые, порой неожиданные аспекты.

Прогресс технологий и перспективы естественного интеллекта

В середине прошлого столетия, когда интенсивное развитие электронно-вычислительной техники только начиналось, одним из наиболее волнующих вопросов, связанных с последст­виями этого развития, стал вопрос о природе и перспективах интеллекта. Речь шла прежде всего об искусственном интеллекте в его соотнесении с интеллектом естественным. Появление компьютерных систем, которые стали называть интеллектуальными, и формирование научного направления, получившего название «искусственный интеллект», побудили ученых по-новому взглянуть на мышление. В ходе бурных дебатов на тему «Может ли машина мыслить?» были представлены две основные стратегические линии. Первая связана с попытками определить мышление таким образом, чтобы иметь достаточные основания для утверждений о наличии мышления у машины. Другая линия предполагала акцентирование таких характеристик мыслительной деятельности человека, которые не могут быть приписаны компьютеру и отсутствие которых не по­зволяет говорить о мышлении в полном смысле этого слова. Острота дискуссий о машинном мышлении может объясняться тем, что под вопросом оказался статус когнитивной исключительности человека не как отдельного индивида, а как «человека вообще» и когнитивный статус человечества в целом.

Когда проблема машины как субъекта мышления вызывала столь горячий интерес, возможности «умных» машин были весьма скромными по сравнению с имеющимися сегодня. Теперь удивляются не тому, что компьютер выиграл у чемпиона мира по шахматам, а тому, как долго носитель естественного интеллекта сопротивлялся. Однако приз получает не машина, а команда программистов; при этом вопрос о субъектности компьютера и подлинности его интеллекта не относится к числу волнующих общественность. К началу XXI века образ машины как объекта, имеющего четко определенную пространственную локализацию и существующего в неком интервале времени, больше не занимает центрального места в рефлексии над социально-антропологическими аспектами развития техники. На первый план в рефлексии такого рода теперь выдвигается комплекс представлений о технологии, пространственно-временную локализацию которой не столь просто определить. Технология мыслится, скорее, как нечто всепроникающее, охватывающее и артефакты, и действия человека, и его знания. Рационально сформулировать вопрос о субъектности технологии весьма затруднительно, и вряд ли подобный вопрос актуален сегодня. Вместе с тем осознание растущей технологической зависимости человека находит выражение в фантастике, где создается образ формирующегося в результате развития технологий (не в последнюю очередь информационных) могущественного искусственного субъекта, использующего людей в качестве ресурса для решения собственных задач.

На фоне явлений, порождаемых современными информационно-телекоммуникационными технологиями, проблемы интеллекта выглядят иначе, чем несколько десятилетий назад. Вызовы интеллекту человека обсуждаются сегодня главным образом не в контексте конкуренции человека и компьютера, а в контексте тревожных изменений в человеческих способностях, происходящих под воздействием дружественных пользователю технологий.

Равенство в доступе к информационно-коммуникационным технологиям стало сегодня одним из важнейших аспектов равенства как социальной ценности. Правительства и общественные организации прилагают значительные усилия к ликвидации так называемого цифрового разрыва — неравенства в доступе к информационно-коммуникационным технологиям между разными странами, а также между различными социальными группами внутри одной страны.

К числу областей, где проблемы развития компьютерных и коммуникационных технологий наиболее тесно связаны с проблемами интеллекта человека, следует, безусловно, отнести сферу образования. Использование информационно-коммуникационных технологий в образовании стремительно расширяется. Появляются новые технологии, открывающие новые, подчас неожиданные возможности. «Электронизация» образования включает его компьютеризацию и «сетизацию», использование мультимедийных средств, дистанционного обучения и т. д. В информационную эпоху меняются не только методы обучения: технологии оказывают всё более заметное влияние на формирование когнитивного пространства, на этос образования, на характерную для образования систему ценностей, складывавшуюся не одно столетие.

Можно выделить по крайней мере три важные взаимосвязанные идеи, в течение полувека определяющие характер применения компьютеров и телекоммуникационных средств в образовании. Одна из них состоит в том, что компьютерные технологии необходимо внедрять в образование, чтобы подготовить человека к жизни и работе в обществе будущего. Вторая весьма влиятельная идея — это идея доступности компьютерных технологий. Доступность в широком смысле имеет две основные составляющие — наличие физического доступа к компьютеру и простоту использования компьютера, его так называемую дру­жественность пользователю. Третья — идея эффективности компьютера в учебном процессе, предполагающая, что с помощью компьютерных технологий обучаемые лучше осваивают соответствующие предметы и курсы и что подобные технологии положительно влияют на стиль мышления человека. Именно третья из упомянутых идей вызывает в течение почти полувека наиболее острые дискуссии.

Оптимистические перспективы развития человеческих способностей под воздействием компьютерных технологий обосновываются ссылками на расширение выбора и освобождение от бремени рутинных вычислений. На первых этапах внедрения компьютеров в образование большие надежды связывались с компьютерным моделированием, позволяющим студенту и школьнику на моделях реальных ситуаций изучать различные варианты развития событий, предвидеть последствия и накапливать собственный опыт деятельности. Благотворное влияние компьютера на когнитивный стиль и поведение особенно подчёркивали авторы, писавшие о проблемах стран «третьего мира». Указывали, например, на то, что решение задач с использованием компьютера требует мыслить быстро и эффективно, точно формулировать ответы на сложные вопросы или подбирать факты, необходимые для получения решения.

Вместе с тем некоторые психологические эффекты применения компьютеров в образовании достаточно давно стали предметом беспокойства психологов и педагогов. В литературе описывались примеры, когда мышление детей и подростков становится «компьютероподобным», когда ребёнок для описания собственного поведения и поведения окружающих использует термины, характеризующие работу машины. В середине 1980-х гг. исследователи из разных стран обращали внимание на такие явления, как деформации в эмоциональной сфере, социальная изоляция, компьютерная преступность. Эти явления связывали с «автоматизацией» человека, технократическим мышлением, понижением культурного уровня [6]. Уже первые электронные калькуляторы дали основание говорить о феномене так называемой экзуции (от лат. exutio — иммобилизация) в связи с развитием компьютерных технологий. Использование калькуляторов приводит к экзуции способностей устного счёта, а лёгкость доступа к информации вытесняет самостоятельное производство новых знаний [7].

Если в 1970-х гг. беспокойства по поводу влияния компьютеров на когнитивный стиль связывались с увлечением вычислениями и склонностью представлять человеческие проблемы в виде абстрактных формальных моделей, то беспокойства, типичные для конца XX — начала XXI века, касаются визуализации и символизации знаний. Энтузиасты информатизации приветствуют новые возможности визуализации, утверждая, что теперь люди могут не только превращать опыт в абстракции, но и превращать абстракции в чувственно воспринимаемые объекты [8]. Другие же подчёркивают ценность классического подхода, предполагающего, что базисные категории по­зна­ния и понятия науки принципиально несводимы к чувственно воспринимаемым объектам и не могут быть визуализированы, что современные информационно-коммуникационные технологии участвуют в формировании так называемого клипового сознания, препятствующего развитию аналитических способностей [9].

Интеллектуализация личности как фактор информационно-психологической безопасности

Информационно-психологическая безопасность предполагает прежде всего спо­соб­ность противостоять порождаемым современной информационной средой угрозам сознанию человека, его психическому и нравственному здоровью. Однако задача определения «неисправностей» и дефектов сознания оказывается в общем случае задачей более сложной, чем определение дефектов и неисправностей технической системы.

В качестве основных факторов, определяю­щих информационно-психологическую безопасность, выделяют такие, как психологический потенциал личности (или социума, если речь идет о безопасности последнего) и адекватная информационно-ориентировочная основа жизнедеятельности. И то, и другое предполагает наличие интеллектуального потенциала, его развитие и соответствующее использование.

Индивидуальный психологический потенциал определяется как «интегральная характеристика совокупности всех психологиче­ских свойств индивида, лежащих в основе его возможностей осуществлять продуктивную жизнедеятельность», а популяционный психологический потенциал — как «системное свойство социума, возникающее на базе психологических свойств и определенной организации составляющих его людей, лежащее в основе возможностей социума осуществлять продуктивную жизнедеятельность». Продуктивная жизнедеятельность характеризуется в самом общем виде как «устойчивая жизнедеятельность, направленная на удовлетворение естественных биологических и духовных потребностей людей, их прогрессивное развитие и обеспечение все большей независимости человеческого общества от неблагоприятных условий среды» [10].

Обеспечение информационно-психологиче­ской безопасности направлено на то, чтобы не допустить снижения психологического потенциала за допустимые пределы. При этом необходимо «состояние защищенности психики от действия многообразных информационных факторов, препятствующих или затрудняющих формирование и функционирование адекватной информационно-ориентировочной основы социального поведения человека и в целом жизнедеятельности в современном обществе» [11]. Информационно-психологическая безопасность субъекта (индивида или социума) зависит в значительной степени от уровня развития и качества его интеллекта. Например, важное значение приобретает способность индивида к самостоятельному, осознанному выбору информации, релевант­ной его интересам, убеждениям и планам; отсутст­вие установок на подражательство и конформизм, сопротивляемость манипулятивным информационным воздействиям.

В идеале обеспечение информационно-психологической безопасности предполагает разработку и осуществление мер, направленных и на сохранение психологического потенциала, и на обеспечение адекватной информационно-ориентировочной основы поведения человека; при этом поддержание психологического потенциала и обеспечение адекватной информационно-ориентировочной основы мыслится как двуединая задача. В реальных же условиях нередки ситуации, когда предоставление человеку адекватной информации (а адекватность связывается с достоверностью сведений) может приводить к понижению его психологического потенциала, затруднять и даже подавлять продуктивную жизнедеятельность. Аналогичным образом может обстоять дело и с социумом. Ситуативные решения возникающих в таких случаях проблем так или иначе вырабатываются и могут оказаться более или менее удачными. Однако создание теоретиче­ского фундамента для анализа соотношений между двумя важнейшими составляющими информационно-психологической безопасности (продуктивность деятельности и адекватность информации) остается задачей не только не решенной, но даже не отрефлексированной в достаточной степени.

В сложности подобной теоретической задачи убеждают нас и попытки использовать в разработке проблем информационно-психологической безопасности имеющийся опыт изучения механизмов психологической защиты. Приемы психологической защиты достаточно эффективны в решении задачи сохранения психологического потенциала, однако многие из них основываются не на предоставлении защищаемой личности достоверной информации, всесторонне характеризующей ситуацию, а на преднамеренном искажении ситуации — например, с целью сохранения или создания позитивного образа Я («самообраза»). Такие приемы, используемые психиатром или психологом (людьми, связанными нормами профессиональной этики) в индивидуальной работе с пациентом, призваны благотворно воздействовать на последнего. Однако если подобные приемы используются для воздейст­вия на социальные группы или на отдельных индивидов в корыстных интересах субъекта воздействия (коммерческих, политических или других), то они превращаются в манипуляции, нацеленные на «отключение рациональности» реципиента как раз в тех ситуациях, когда рациональность ему необходима.

Следует согласиться с авторами книги «Информационные вызовы национальной и международной безопасности» в том, что из всех механизмов, известных в теории психологической защиты, ключевое значение для обеспечения информационно-психологической безопасности приобретает интеллектуализация. «Лишь глубокий анализ информационной ситуации (естественно, при условии достаточно высоких уровней других характерологических компонентов личности), — пишут эти авторы, — позволяет выявить манипулятивный характер информационно-психологического воздействия, оценить достоверность информации и выработать наиболее приемлемые для конкретного индивида способы защиты от нежелательных последствий» [12]. При этом справедливо подчеркивается роль жизненного опыта, воспитания и самовоспитания в формировании и развитии имманент­но присущих человеку защитных свойств личности.

В условиях информационной эпохи объемы смысловой информации, передаваемой по техническим каналам связи, притом производимой и распространяемой специально созданными для этого организациями, растут гораздо быстрее, чем объемы смысловой информации, получаемой человеком из непосредственного опыта и личного общения. Средства и методы манипулятивных воздействий на человека становятся все более изощренными и применяются повсеместно. Успех манипуляции определяется тем, что у человека — объекта манипулирования — создается впечатление, что он сам управляет своим поведением, осуществляя осознанный выбор на основе рационального анализа ситуации. Иногда задачи обеспечения информационно-психологиче­ской безопасно­сти понимаются прежде всего как задачи защиты от негативных информационно-психологических воздействий, основной разновидностью которых являются манипуляции [13]. Оспаривать актуальность «антиманипуляционной» защиты невозможно, однако важно помнить, что целенаправленные информационно-психологические воздействия (созна­тельно осуществляемые неким субъектом в отношении других лиц или групп) не являются единст­венным источником угроз.

Информационно-технологическая среда как таковая, открывая перед человеком широкие возможности для новых видов активности, содержит и потенциальные опасности деформаций в структуре личности и способах её социальной адаптации. Вытеснение культурой экранной культуры книжной несет новые вызовы интеллекту человека. Под вопрос ставятся не только перспективы абстрактного мышления, но и перспективы памяти. Известно, что популярная среди молодёжи манера коверкать слова в «интернетовской» переписке ведёт к снижению уровня грамотности обычного, «серьёзного» письма, — человек попросту не может вспомнить, как правильно пишется то или иное слово. Особая ситуация — с компьютерными играми, продуктом одной из наиболее динамично развивающихся отраслей современной информационно-технологической индустрии, оказывающей значительное воздействие на человеческое сознание, и прежде всего на сознание формирующейся личности.

Энтузиасты насыщения учебного процесса новейшими информационными технологиями связывают надежды, кроме прочего, с возможностями игровых форм обучения, которые благодаря таким технологиям существенно расширяются. Однако реальные масштабы использования учебных компьютерных игр более чем скромны в сравнении с масштабами популярности игр развлекательных, «досуговых» (впрочем, как и усилия, затрачиваемые на производство и продвижение первых и вторых). Досуговые игры, использующие материалы из истории, способны пробудить у школьника интерес к тем или иным событиям и действующим лицам, и следствием такого интереса может стать обращение к источникам надежной информации, включающим справочную и учебную литературу. Но такие же игры могут способствовать закреплению в памяти неверной информации об исторических событиях, потере способности отличать истину от вымысла. Не следует спешить с обвинением создателей компьютерных игр в «искажении истории» и распространении дезинформации. Они, в отличие от работников науки и образования (и даже средств массовой информации), вообще не берут на себя обязательства сообщать достоверную информацию и быть объективными. Разделение «создателя» и «исполнителя» игры применимо ко многим играм [14]. Кем-то были придуманы игры, передаваемые по традиции из поколения в поколения. Целенаправленно создают игры для детей методисты, работающие в системе образования и дошкольного воспитания. Однако такие люди действуют в рамках педагогической этики, придающей особое значение развитию личности воспитуемого. Игра компьютерная, как и любая другая, удовлетворяет потребности человека в самореализации, выходящей за рамки его действительных социальных ролей, раздвигает границы возможного, вводит в иные миры, десакрализуя реальное положение дел.

Проблемы интеллекта человека в информационно-технологическом контексте должны ставиться не как проблемы выживания, а как проблемы развития, требующие для своего решения использования имеющихся и создания новых информационных ресурсов и технологий. Информационно-психологическая защищенность личности не может быть сведена к блокированию информации, но предполагает способность адекватно квалифицировать информацию, анализировать синкретические информационные воздей­ствия. Собственно защитные средства играют вспомогательную роль, обеспечивая условия для обогащения и обновления информационных ресурсов субъекта за счет надежных данных, концептуальных структур и ценностных ориентиров, необходимых для эффективной организации опыта, адекватной постановки и решения задач. Все это предполагает как творческую деятельность субъекта в сфере собственного «информационного производства», так и участие во внешних процессах информационной коммуникации.

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, Проект № 07-03--003341а

Литература

1. Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации от 7 февраля 2008 г. N Пр-212 // Российская газета. Федеральный выпуск № 4591 от 16 февраля 2008 г.

2. Баева Л. В. Информационная эпоха: метаморфозы классических ценностей. Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2008. С. 22.

3. Рахманкулова Н. Ф. Новые-старые ценности человека информационной эпохи // Информационная эпоха: проблема ценностей: Сб. науч. работ. М.: АМИ, 2007.

4. Moor J. Towards a Theory of Privacy in the Informational Age // Computers and Society. 27(3), 1997.

5. Баева Л. В. Информационная эпоха: метаморфозы классических ценностей. 2008. С. 140.

6. См., напр.: Hassing G. Angst vor dem Computer?: Die Schweiz angesichts einer mod. Technologie. Bern; Stutgart: Haupt., 1987

7. См., напр.: Бабаева Ю. Д., Войскунский А. Е. Психологические эффекты информатизации // Психологический журнал. 1998. Т. 19, № 1.

8. Dissea A. Artificial Worlds and Real Experiences // Instructional Science, 14 (1986).

9. Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: Эдиториал УРСС, 2000; Громыко Ю. В. Образование в эпоху Интернета. http://futurerussia.ru/conf/forum_education.html)

10. Смолян Г. Л., Зараковский Г. М., Розин В. М., Войскунский А. Е. Информационно-психологическая безопасность (определение и анализ предметной области). М.: Ин-т системного анализа РАН, 1997. С. 6—7.

11. Грачев Г. В. Личность и общество: информационно-психологическая безопасность и психологическая защита. М.: ПЕР СЭ, 2003. С. 145.

12. Информационные вызовы национальной и международной безопасности / Под ред. А. В. Федорова, В. Н. Цыгичко. М.: ПИР-Центр, 2001. С. 67.

13. См., напр.: Аносов В. Д., Лепский В. Е. Исходные предпосылки информационно-психологической безопасности // Брушлинский А. В., Лепский В. Е. (ред.). Проблемы информационно-психологической безопасности. М., 1996. С. 7.

14. Ретюнских Л. Т. Философия игры. М., 2002.

_________________________________________________

Алексеева Ирина Юрьевна - доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН