Нашу историю иначе как анамнезом и не назовешь — то, что мы затеяли десять лет назад, мало кому пришло бы на здравую голову. В самый разгар августовского кризиса 1998-го, c порушенными карьерами, без гроша в кармане... Сейчас это уже кажется какой-то сказкой, причем не про нас, а про кого-то другого.

Конечно, нам ничего не удалось бы сделать в одиночку. Но у Бога, как известно, всего много, поэтому нам довольно быстро удалось найти единомышленников — были люди, которые либо хорошо знали нас, либо просто поверили нам, поэтому и поддержали наши идеи. Они и стали отцами-основателями нашего института. Стоит ли говорить, что все они тогда уже были достаточно известными фигурами в своих областях. Каждый занимался чем-то своим, но совершенно необходимым для задуманного нами, и в какой-то момент мы все сошлись в некоей точке, где наши интересы совпали. Правда, к этому нас вел долгий и нелегкий путь.

1. Кудри вились, да долой свалились

Историю создания института мне кажется логичным начать издалека — c того времени, которое мы c Юрием Хохловым совместно провели в Российской государственной библиотеке. Именно там у нас сформировалось некое общее понимание того, насколько важно использовать современные информационные технологии, чтобы быть «впереди планеты всей». Ведь чего греха таить, грандиозная и бесценная Ленинка, которая в советское время была главной библиотекой страны, в новой России свое ведущее положение попросту потеряла. Тому было несколько причин: нескончаемые дрязги вокруг ее руководства (борьба за смещение одних и назначение других), успешная попытка питерской публички¹ получить статус национальной библиотеки (так что c некоторых пор у нас в России их две), изношенная и отсталая материальная база, отсутствие притока в коллектив «свежей крови», низкие зарплаты, которые подрывали дух даже самых стойких и преданных профессионалов, и многое другое.

Впрочем, мне как кадровому «ленинцу» довелось еще до всех катаклизмов, связанных c борьбой за власть в библиотеке, понять, насколько важно немедленно начать «внедрять автоматизацию». В 1990 году и. о. директора стал Анатолий Петрович Волик, бывший до этого заместителем директора по этой самой автоматизации. Поскольку он очень хорошо ориентировался в этой сфере, в своей новой роли он принялся активно пропагандировать применение новых технологий. В его представлении автоматизация была нужна библиотеке не просто для того, чтобы облегчить комплектаторам, каталогизаторам и систематизаторам задачу заказа и обработки новых поступлений, а библиографам, хранителям и обслуживающим библиотекарям — поиск и доставку нужных пользователям материалов. Став в конечном счете директором, он хотел сделать Ленинку более доступной, причем не только соотечественникам, но и всему миру. Многим из нас загадочное слово «автоматизация» страшно нравилось, и мы всячески высказывалась за то, чтобы она скорее началась. Но Анатолию Петровичу не довелось надолго задержаться у руля: уже в январе 1992 года произошла смена руководства.

Директором библиотеки стал Игорь Святославович Филиппов — историк-медиевист², кандидат исторических наук, практически мой ровесник (на 3,5 года старше). Как и многие мои коллеги, я очень приветствовала его назначение и верила, что этот молодой, энергичный, много бывавший на Западе человек распахнет окна для свежих ветров перемен и сделает Ленинку (с нашей помощью, конечно) самой современной и самой передовой в России, одной из лучших в мире. Эта вера жила в нас довольно долго: пережила жуткое двоевластие³ , недипломатичность Игоря в отношениях c министерским начальством, путание педалей в приоритетах (он тратил несоразмерно много времени на общение c послами иностранных держав, наивно ожидая от них бурного потока подаренных библиотеке книг) и даже неприкрытое деление коллектива на «своих» и «чужих». Будучи человеком, сильно приближенным к директору, я, к примеру, успешно выстраивала отношения со многими «чужими», которым эти игры были не очень интересны. Но вера тех, кто очень долго оставался «своим», не пережила одного: пренебрежения Игоря к нашим профессиональным амбициям. Впрочем, амбиции профессио­налов, уже занимавших нешуточные должности, сводились вовсе не к карьерному росту, а лишь к тому, что каждый на своем месте хотел добиться чего-то значительного, помочь библиотеке выбраться из кризиса и выйти на устойчивую траекторию развития.

Как бы то ни было, Игорь сам разбудил в нас эти амбиции: именно он в 1993 году провел переговоры c ЮНЕСКО о начале разработки программы модернизации РГБ. Эта идея была c энтузиазмом поддержана ЮНЕСКО, и практически сразу закрутился мощнейший маховик. Была сформирована международная комиссия экспертов, в которую вошли лучшие «библиотечно-информационные мозги» со всего света: председателем комиссии стала Натали Дюсулье (Nathalie Dussoulier), которая до выхода на пенсию была директором Нацио­нального института научно-технической информации (французский аналог ВИНИТИ) и получила за свою работу на этом поприще орден Почетного легиона; секретарем комиссии был Виктор Монтвилов (Victor Montviloff), старший программный специалист в сфере информации и информатики ЮНЕСКО; в комиссию вошли Уинстон Табб (Winston Tabb), заместитель директора Библиотеки Конгресса США, и его ассистент Абби Смит (Abby Smith); Майкл Сметхерст (Michael Smethurst), директор Британской библиотеки, впоследствии получивший за работу в этом качестве рыцар­ский титул; Аликс Шевалье (Alix Chevallier), заместитель директора Национальной библиотеки Франции; Даниела Люльфинг (Daniela Lьlfing), директор восточной части Государственной библиотеки в Берлине «Прусское культурное наследие», а также Ариана Ильон (Ariane Iljon), руководитель подразделения Генеральной дирекции XIII/E-4 «Электронное издательское дело и библиотеки» Европейской комиссии. Координация программы со стороны РГБ была поручена мне, и это было одним из мотивов моего назначения в октябре 1993 года заместителем директора библиотеки⁴.

После создания комиссии немедленно началась активная работа c коллективом библиотеки по разъяснению смысла, целей и задач программы. Я помню свою первую листовку, в которой агитировала весь коллектив за участие в проектах программы, и первые отклики на этот призыв: стали приходить люди, которые еще лет пять назад казались мне недосягаемыми звездами (здороваясь c ними, я невольно наклоняла голову), чтобы поблагодарить за новые возможности и гарантировать свою максимальную помощь.

К середине 1994 года был уже набросан каркас программы и была запущена международная кампания по ее продвижению. К началу 1995 года мы уже провели детальный анализ деятельности библиотеки и изложили его на бумаге; к этому же времени был подготовлен первый вариант проекта программы. Модернизация затрагивала все жизненно важные системы библиотеки — управления, формирования фондов, предоставления услуг, а также всю бизнес-логику, технологии, физическую реконструкцию. Компьютеризация пронизывала все, поэтому занимала в программе одно из ключевых мест.

Могу сказать, что программа модернизации буквально превратила библиотеку в пчелиный улей: почувствовав вкус к интенсивной работе, организованной совершенно по-иному, люди готовы были работать круглосуточно — они почувствовали тот самый давно ожидаемый свежий ветер. Но у Игоря что-то не заладилось c комиссией ЮНЕСКО: в 1995 году Натали, Виктор и Ариана открыто выразили недовольство его действиями, которые, несмотря на полную поддержку ЮНЕСКО и энтузиазм коллектива библиотеки, тормозили реализацию программы. Мои отчаянные попытки «челночить» между ними оказались безуспешными — при всей своей симпатии к Игорю я понимала, что правда не на его стороне. Это стало причиной нашего разлада, который к лету 1995 года достиг вершины: я написала заявление об уходе. Директор не поддержал этого решения, и я осталась. Наши c ним отношения, однако, резко охладели. Причиной было то, что программа, столь славно начавшаяся и столь успешно развивавшаяся, давшая людям крылья и разбудившая в нас желание стать лучшими, попросту была остановлена им. С членами комиссии ­ ЮНЕСКО я не прерывала связей, но теперь они были неформальными.

К концу 1995 года против Игоря были настроены уже очень многие: министерство, люди в аппарате Правительства, половина коллектива библиотеки, комиссия ЮНЕСКО, целый ряд известных публичных фигур, достаточное количество журналистов. При этом директор, обладая ярким даром убеждения, смог превратить многих бывших «чужих» в новообращенных «своих» — библиотека вздыбилась и разделилась на его сторонников и противников. Всякая созидательная работа замерла. Все это закончилось тем, что Черномырдин⁵ своим распоряжением освободил Филиппова от занимаемой должности. По иронии судьбы это распоряжение было выпущено 9 января 1996 года — в день рождения Игоря.

Практически через пару дней после увольнения И. Филиппова мне было предложено исполнение обязанностей директора РГБ. Здесь я вынуждена пропустить многие очень интересные и зачастую трагикомические детали, связанные c моим вступлением в должность и выполнением этих обязанностей, — они заслуживают отдельного рассказа. Скажу только, что я планировала быть первым лицом первой библиотеки России пару месяцев, а задержалась почти на весь 1996 год.

Одной из первых моих забот — помимо денег на зарплату сотрудникам и комплектование фондов (хотя бы на подписку!), судебных тяжб, затеянных Игорем, бесконечных аварий на убитых конвейерах и в полусгнивших технических коммуникациях, пасквилей в газетах, нервной вздернутости части коллектива, сообщений о заложенных бомбах и многого другого — было возрождение программы модернизации. Общение c выдающимися профессионалами из разных стран очень хорошо отформатировало мои мозги в сторону интенсивного использования информационных технологий во всех библиотечных процессах. При слове «автоматизация» я уже морщила носик  (.)>>> ⁶ — для меня это был «плюсквамперфект»⁷. Надо было приступать к «компьютеризации» и «внедрению информационных технологий» для решения важнейших проблем обеспечения информацией науки, культуры, образования, других ключевых сфер деятельности.

Для такого серьезного проекта нужен был не менее серьезный специалист в этой области, который, к тому же, обладал бы качествами сильного лидера. Натали Дюсулье советовала мне немедленно заняться поиском такого человека, потому что у меня самой таких специальных знаний, разумеется, не было. Я стала искать. Перебрала очень много кандидатур, породила уйму обид — ведь встречалась я c хорошими и весьма уважаемыми людьми, которым затем почему-то отказывала. Но я привыкла доверять своей интуиции, а она подсказывала мне, что никто из кандидатов не сможет расчистить эти авгиевы конюшни. Здесь нужен был кто-то особенный.

Тех людей, которые хорошо во всем этом разбирались, можно было пересчитать по пальцам: Яков Леонидович Шрайберг (тогда первый заместитель директора, а теперь уже и вовсе директор ГПНТБ России), Николай Евгеньевич Каленов (тогда заместитель директора, а сейчас — ничего удивительного — директор Библиотеки по естест­венным наукам РАН), Борис Родионович Логинов (и тогда, и сейчас директор Государственной центральной медицинской библиотеки), Вильям Ризатдинович Хисамутдинов (тогда заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН, ныне покойный), Александр Иванович Вислый (тогда заместитель директора Библиотеки МГУ, теперь заместитель директора РГБ), Михаил Андреевич Аветисов (заместитель директора Центральной научной сельскохозяйственной библиотеки ­РАСХН). Все они были на своих местах и вряд ли стали бы срываться c них в заместители к какому-то временно исполняющему обязанности. Все, что мне оставалось делать, — это продолжать искать нового человека да ходить на межведомственные совещания по проблемам автоматизации.

И вот однажды — то ли в конце февраля, то ли уже в марте 1996 года — Яков Шрайберг решил устроить очередное совещание по проблемам интеграции информационных ресурсов библиотек. Он перед этим позвонил и сказал, что мне надо обязательно прийти, потому что будут обсуждаться вопросы, которые мы планировали решать в Ленинке через программу модернизации. Спустя двенадцать лет мне хотелось бы выразить Яше безмерную благодарность за тот звонок, перевернувший в итоге всю мою (и не только мою) жизнь.

Совещание проходило в Медицинской библиотеке у Бориса Логинова, вел его Шрайберг. И вот он предоставил слово какому-то незнакомому бойкому человеку в очках… Все то время, пока он говорил, я осознавала, что все понимаю! Впервые в жизни мне были понятны слова про автоматизацию библиотек, информационные технологии, компьютерные сети! Мне показалось, что на меня снизошло какое-то озарение, и я резко поумнела. Я c трудом досидела до кофейного перерыва. Как только его объявили, я, что называется, сломя голову бросилась к этому выступавшему и сказала: «Юрий Евгеньевич, я хотела бы c Вами обязательно познакомиться. Мне очень понравилось все, что Вы говорили. Вы прояснили мне многие вещи. Кстати, я не поняла одного слова: “ортогональный”. Будьте добры, скажите, что это такое». Как он потом вспоминал, его покорило, что руководитель главной библиотеки страны (пусть и временный) не постеснялся признаться, что не знает какого-то слова. Он очень деликатно все мне разъяснил и добавил еще кое-какие вещи, которые сделали меня абсолютным апологетом использования информационных технологий, информационного взаимодействия и совместного использования библиотечных ресурсов.

Следующую ночь я практически не спала и все думала, что этого человека надо срочно заполучить в нашу библиотеку и что это может стать решением множества накопившихся проблем. Через какое-то время я позвонила ему и пригласила на разговор. Этот разговор не был долгим: я уже не сомневалась, что Бог послал нам того, кто был так нужен. В этот же день я предложила Ю. Е. Хохлову возглавить направление автоматизации. Юрий Евгеньевич взял короткий тайм-аут, затем позвонил и сказал, что согласен. 22 апреля 1996 года он уже вышел на новую работу. Эту дату я хорошо запомнила, потому что она для нашего поколения знаковая: день рождения В. И. Ленина. Нового замдиректора я представляла коллективу как «нашего Ленина» в области автоматизации. Буквально через несколько недель я начала получать какие-то совершенно потрясающие благодарности от сотрудников библиотеки, а чуть позже — и комплименты от самой Натали Дюсулье. Она уже успела довольно много пообщаться c Юрием Евгеньевичем и сказала, что это именно тот человек, которого все так ждали.

Причин высочайшей компетентности Ю. Е. Хохлова в сфере использования информационных технологий в библиотечном деле было много. Об этом будет подробно рассказано позже, в специально посвященной ему главе. Здесь же я упомяну лишь некоторые их них.

На то памятное совещание он был приглашен в качестве руководителя проекта интеграции информационных ресурсов ведущих библиотек и информационных центров России, который финансировался Российским фондом фундаментальных исследований (РФФИ). До этого, в 1995 году, когда Юрий Евгеньевич сам работал в РФФИ, при его активном участии была запущена Межведомственная программа «Создание национальной сети компьютерных телекоммуникаций для науки и высшей школы». В России это была первая программа такого рода, которую совместно реализовывали РФФИ, Миннауки России, Госкомвуз России и РАН. В связи c этой программой есть историческая байка, которую я не могу здесь не привести.

Как-то после очередного заседания Комиссии Гор — Черномырдин⁸ прилетает Виктор Степанович из США, и его, естественно, встречает целая свита. Он же, минуя всех, подходит к Салтыкову⁹ и говорит примерно следующее: «Мне тут Гор показал что-то такое, что называется интернет. А у нас такое есть?» На это Салтыков отвечает (также примерно следующее): «Конечно, есть. Именно сейчас готовится телекоммуникационная сеть для науки и образования, которая как раз и входит в интернет».

Надо отметить, что РФФИ начал финансировать проекты поддержки научных телекоммуникационных сетей c 1993 года. А после разговора Черномырдина c Салтыковым было решено в срочном порядке разработать целую межведомственную программу. Когда собрали представителей заинтересованных ведомств, РФФИ положил на стол около 50 заявок на реальные проекты по тематике программы, Госкомвуз тоже предложил несколько проектов, а вот у Миннауки и Академии наук собственных предложений не было. Бюджет программы поделили примерно так: свыше 50% финансирования пошло на РФФИ, чуть более 40% досталось Миннауки, а остаток поделили между Госкомвузом и РАН. Проекты, включенные в программу, были направлены на развитие телекоммуникационных сетей для науки и образования, а также на развитие предметно-ориентированных информационных систем для поддержки отдельных отраслей знания, например: математическая сеть, сеть физики высоких энергий, сеть для биологии, сеть для наук о Земле и т. д.

В то время Ю. Е. Хохлов как раз был начальником подразделения РФФИ, отвечавшего за информационное обеспечение фундаментальных исследований. Он предложил создать телекоммуникационную сеть, которая связала бы информационные ресурсы ведущих библиотек и информационных центров по всей России и помогла обеспечить доступ к этим «институтам памяти», хранящим результаты фундаментальных исследований. Он набросал некую идеологию такой сети и начал искать тех, кто смог бы участвовать в ее создании. Первым откликнулся Я. Л. Шрайберг, который принес свой проект «Либнет»¹. В нем предполагалось при помощи выделенных телефонных линий объединить пять федеральных библиотек, базировавшихся в Москве, в сеть на основе «новелловского»¹¹протокола, который в то время уже уходил c арены, а вскоре и вовсе канул в Лету. Предполагалось, что пользователь, придя, например, в Ленинскую библиотеку и не найдя там нужной ему книги, будет иметь возможность посмотреть, есть ли эта книга в Медицинской библиотеке, в ГПНТБ, Библиотеке иностранной литературы или в какой-то другой библиотеке.

Ю. Е. Хохлов, который очень хорошо знал новейшие технологии и глобальные тенденции их развития, счел такой подход не совсем современным. Он предложил иной проект, который был назван LibWeb¹²и получил финансовую поддержку РФФИ. На пилотной стадии в проекте участвовало несколько ведущих библиотек и информационных центров федерального уровня, базировавшихся в Москве: Библиотека по естественным наукам РАН, ГПНТБ России, ИНИОН РАН, Научная библиотека МГУ. Были также привлечены ведущие специалисты Института проблем передачи информации РАН и Вычислительного центра им. А. А. Дородницына РАН.

Позже — благодаря большому количеству семинаров, на которых Ю. Е. Хохлов выступал сам и куда приглашал многих известных экспертов из научного сообщества, — к проекту подключился еще целый ряд библиотек федерального и регионального уровней, включая несколько отраслевых: Библиотека Российской академии наук (Санкт-Петербург), ГПНТБ Сибирского отделения РАН (Новосибирск), РГБ, ЦНСХБ РАСХН, Научная библиотека Государственной академии нефти и газа им. И. М. Губкина, Научная библио­тека Южно-Уральского государственного университета (Челябинск).

LibWeb, которым руководил Ю. Е. Хохлов, был достаточно крупным проектом, который РФФИ финансировал в течение девяти лет, а Российский гуманитарный научный фонд — в течение шести лет. Денег, выделявшихся на него, было, как минимум, на порядок, а то и на два порядка больше, чем для научных грантов. Например, если обычный грант составлял около 20 тысяч рублей, то на этот проект выдавалось 400 тысяч. И понятно почему: для некоторых библиотек нужно было покупать «железо» и необходимые программные продукты, оплачивать каналы связи — а это все было достаточно дорого.

Таким образом, Юрий Евгеньевич в среде российских «библиотечных автоматизаторов» был фигурой весьма заметной и фактически вел за собой это профессиональное сообщество. Буквально c первого дня его работы в Ленинке мы стали союзниками. Благодаря ему проект внедрения информационных технологий стал в Программе модернизации РГБ одним из самых мощных и убедительных. Это признали и члены международной комиссии ЮНЕСКО, и позже эксперты программы Тасис¹³, которая одобрила для РГБ специальный грант в размере миллиона экю.

О том, что мы вместе c коллективом библиотеки успели сделать за это короткое, но вдохновенное и яркое время, будет рассказано в других очерках. Здесь же только скажу, что очевидная для всех компетентность Юрия, его непривычный для «советского» учреждения чуть отстраненный стиль поведения в сочетании c фантастической работоспособностью и абсолютной человеческой надежностью помогли создать какую-то особую атмосферу взаимопонимания и сотрудничества. Ни я, ни другие руководители библиотеки не стеснялись советоваться c ним по многим вопросам, и не только по информационным технологиям. У него было особое мышление, сильно отличающееся от нашего: он умел видеть любую проблему гораздо шире и детальнее, чем большинство из нас, мгновенно раскладывал все по полочкам, и у каждого возникало ощущение уверенности в том, что ее можно быстро и, главное, технично преодолеть. Мы все были достаточно хорошими профессионалами, некоторые — вообще отличными, но он был виртуозом, маэстро. Впрочем, это имело свои сложности: в работе Юрий не терпел дилетантов и профанов, не церемонился c ними, а они, как это обычно бывает, не оставались в долгу. Поэтому недоброжелателей у него хватало.

Когда в конце 1996 года пришел новый директор — Егоров, я очень быстро почувствовала, что он, несмотря на мои четкие и искренние уверения в полной лояльности и готовности работать c ним, хочет от меня избавиться. Его попытки добиться этого были сначала «элегантными», затем топорными, но потом уже более умными — бюрократическими. Он просто решил меня «сократить». Юрия же Евгеньевича он в принципе готов был сохранить (уж очень ценный был экземпляр), однако тот, очень хорошо знавший эту породу «аппаратчиков», сразу принял для себя решение не связываться c ним. И мне советовал сделать то же самое. Я не вняла совету, потому что не представляла себе жизни без Ленинки. Ведь здесь я провела почти тринадцать лет, стала специалистом и руководителем, сделала беспрецедентную для женщины карьеру — не пропустив ни единой ступеньки, поднялась по служебной лестнице от рядового библиотекаря до заместителя директора, была и. о. директора. И была еще одна причина: я просто любила эту библиотеку и свою работу.

Мое упрямство, естественно, не привело ни к чему хорошему — я стала генералом без армии. У меня отобрали все подразделения и функции, меня переселили в убогий кабинет в одном из самых необжитых и неприятных зданий Ленинки (Мохо­вая, 12), ни одно заседание дирекции не обходилось без унизительных комментариев по поводу моей недавней деятельности в роли первого лица. Никто, кроме Юрия Евгеньевича, ни разу не посмел возразить. Я получала сочувствие и утешения лишь в коридоре либо за стенами библиотеки. А благородный рыцарь вскоре тоже был отправлен под сокращение. Ему, как и мне, цинично был предложен на выбор список из примерно пятисот вакантных должностей — от библиотекарей до уборщиков помещений. Егоров открыто шельмовал теперь и его достижения, а народ, как и в моем случае, безмолвствовал. Естественно, мы не могли ожидать чего-то другого от людей, которые не меньше нашего дорожили своей работой и хорошо понимали, что c ними будет, если они поднимут голос. Мы очень благодарны своим коллегам за то молчание, потому что тогда оно совершенно очевидно не было знаком согласия, и Егоров это прекрасно знал.

Очень показательна одна история, связанная c приходом Егорова, после которой Юрий, собственно, и понял бессмысленность всех наших надежд. Увидев в директорском кабинете компьютер (которым я до последнего времени активно пользовалась), Егоров вызвал Хохлова и сказал: «Уберите его — отдайте тому, кому он нужнее». Трескучесть фразы не затмила ее смысла: вставший у руля функционер, что называется, «в гробу видал» прогресс. Не удивительно, что именно он оказался окончательным могильщиком программы модернизации РГБ, которая к моменту его прихода уже была полностью разработана и официально одобрена Министерством культуры РФ. Он так прямо и заявил: «Дело надо делать, а не программы писать». Отменив заслуги других, он и его преемник, однако, не постеснялись воспользоваться плодами их труда — миллионом экю на автоматизацию РГБ и кредитом французского правительства в 10 миллионов долларов на реконструкцию основного хранилища библиотеки. Почву для проектов подготовили все мы — как члены международной комиссии экспертов ЮНЕСКО, так и специалисты библиотеки, участ­вовавшие в реализации программы. Среди людей, которые поддерживали программу в России, считаю своим приятным долгом упомянуть Юрия Борисовича Волегова (ныне покойного), который тогда был заместителем министра культуры, Евгения Ивановича Кузьмина, руководившего в то время всей библиотечной отраслью в Министерстве культуры, и Игоря Владимировича Шабдурасулова, который в те годы был начальником Департамента культуры Аппарата Правительства РФ.

Итак, мы осознали, что наша работа в Ленинке закончена, и нужно как-то устраивать свое будущее, чем мы и стали вплотную заниматься. На этом рассказ про «свалившиеся кудри» можно закончить — надо было отращивать новые…

2. Где был, там нет, а где шел — тут след

Ю. Е. Хохлов, благодаря огромной сети своих контактов, построенной в РФФИ и затем существенно расширенной в РГБ, первым узнавал о самом новом и интересном в сфере информационно-коммуникационных технологий. В тот тяжелый период, когда нас «выжигали» из Ленинки, он предложил мне не терять времени, а сесть и освоить все то, что можно раздобыть в связи c новым и очень симпатичным концептом «информационное общество», о котором он кое-что слышал и читал. Поскольку я профессионально владею двумя иностранными языками и парочку еще знаю на уровне «чтение и перевод со словарем», я довольно быстро накопала из интернета целые горы соответствующей руды. Могу сказать, что даже меня, человека, привыкшего к очень большим объемам информации (я прочитала за свою жизнь многие сотни книг и довольно долго работала комплектатором иностранной литературы в национальной библиотеке), эта лавина просто придавила. На самом деле объем меня страшил не сам по себе, а в связи c совершенно новым для меня содержанием. «Господи, — взмолилась я, — у меня уже три профессии¹⁴, мне уже почти сорок лет, неужели снова садиться за учебники?!». Пришлось сесть, благо времени у меня теперь было навалом — спасибо Егорову.

Я корпела дней десять, потом еще несколько дней писала статью — не статью, что-то вроде обзора: что такое информационное общество, какой смысл вкладывается в это понятие, какие политические декларации появились в разных странах и как на них откликнулись общества, какие конкретные дела стали делаться. Получилось в итоге страниц двадцать плотного текста. Я позвонила Юрию Евгеньевичу и сказала, что в принципе готова показать ему результат. Переправила ему через свою дочь Шуру результат своей работы, и он взял время на чтение. Через некоторое время сказал, что готов обсудить. Мы договорились встретиться в каком-то кафе на Ленинском проспекте. Я, как студентка, пришла заранее и почему-то страшно волновалась. Наверное, потому, что наши роли относительно друг друга резко поменялись: прежде я была руководителем и лидером, теперь — в новой жизни, когда моя славная карьера обнулилась, — эта роль естественным образом переходила к нему. Когда он появился, лицо у него было довольно мрачное, выражение — почти зловещее. У меня внутри все как-то окаменело. Он начал разговор издалека: о том, что происходит в библиотеке, c кем он тут недавно встречался, о чем говорил, c кем успел еще познакомиться и т. п. Мне казалось, что о том, ради чего мы, собственно, собрались, речь так и не зайдет. «Наверное, — думала я, — такая получилась ерунда, что он стесняется даже и обсуждать». Но он вдруг говорит: «А что касается того, что ты написала, так это — высший пилотаж». И лицо у него при этом совершенно изменилось — он искренне радовался моему первому успеху в новом деле.

После этих слов мне было уже совсем наплевать на всех егоровых и свою «поруганную честь». Я осознала, что порох в пороховницах еще есть, что я могу для чего-то серьезного еще пригодиться, и вообще как-то запахло весной… Потом мы много раз использовали этот мой материал: выступали c докладами на разных семинарах и конференциях, писали статьи в журналы, использовали для подготовки собственных меро­приятий. Позже, в 1999 году, выжимки из этого обзора были опубликованы в специальном выпуске «Вестника РФФИ», целиком посвященного новой проблематике. Этот выпуск назывался «Наука в информационном обществе».

Вскоре после этой памятной встречи на Ленинском Юрий Евгеньевич узнал от Владимира Александровича Сердюка, заместителя генерального директора «Комкора»¹⁵ о новом проекте программы «infoDev» Всемирного банка, который начинался в нашей стране. Проект этот назывался «Дебаты по вопросам политики развития телематической сферы¹⁶ в России» (Telematics Policy Debate in Russia) и был первым проектом этой программы для России. Он был посвящен в первую очередь организации национального диалога по вопросам развития телекоммуникаций и выполнялся американской некоммерческой организацией Freedom Channel («Канал свободы»), базировавшейся в Соммервилле, штат Массачусетс, и руководимой довольно известным человеком — Михаилом Казачковым.

О Мише мне не хотелось бы говорить вскользь, потому что он сыграл довольно значительную роль в деле создания нашего института. Он, кстати, представлялся как последний диссидент Советского Союза. Дело в том, что из аспирантуры физфака Ленинградского госуниверситета он попал в тюрьму, где провел без малого пятнадцать лет. В его освобождении принимали личное участие такие люди, как Джеймс Биллингтон (James Billington), директор Библиотеки Конгресса США, и даже Альберт Гор, тогда вице-президент США. После освобождения Миша тут же уехал в Соединенные Штаты, в Бостон. Какое-то время он читал в Гарвардском университете лекции по вопросам правозащитной деятельности, но очень быстро переключился на вещи, связанные c ИКТ. Он достаточно легко освоился в этой сфере, поскольку был дипломированным физиком c великолепным образованием. Вскоре он создал Freedom Channel и, когда был организован тот самый конкурс Всемирного банка, принял в нем участие. Выиграв конкурс и получив грант, он сразу же стал решать самую главную задачу: нужно было собрать группу квалифицированных исполнителей. Он приехал в Россию, начал встречаться c самыми разными людьми. Поскольку отрасль связи в то время оставалась под сильной опекой государства и требовалась некая новая модель ее развития, он совершенно обоснованно решил начать c законодателей. Придя в Комитет по информационной политике Государственной думы, он познакомился c Борисом Владимировичем Кристальным, который уже тогда был советником при этом комитете. Через Бориса Владимировича он вышел на Михаила Якушева, работавшего в то время в Глобал Один¹⁷, через В. А. Сердюка — на Ю. Е. Хохлова, а через последнего — на Андрея Семеновича Мендковича, президента первой в России некоммерческой компьютерной сети для науки и образования FREENet.

Мише удалось сколотить исключительную команду: это были выдающиеся специалисты в разных, но имеющих непосредственное отношение к телематике областях. Хотя это были представители совершенно разных сообществ (государства, бизнеса, научно-образовательной сферы), их объединение на одной дискуссионной площадке было исключительно полезным для формирования политики развития сложной современной отрасли. Впоследствии к этой достойной компании присоединилась и я — Миша по рекомендации Юрия пригласил меня в консультативный совет этого проекта.

Большую позитивную роль в проекте сыграл его куратор со стороны Всемирного банка Питер Найт (Peter Knight). Он поддержал идею, высказанную Казачковым, что в России нужно создать независимый институт по проблемам развития телекоммуникаций, и Миша активно начал этим заниматься. При этом вмешался Юрий и, как это ему свойственно, резко расширил контекст проблемы. Он сказал: «Телекоммуникации, сети имеют смысл лишь в том случае, когда есть контент и услуги и когда люди всем этим хотят и умеют пользоваться. Поэтому институт должен быть другим и заниматься гораздо более широким спектром вопросов». Питер полностью согласился c этой точкой зрения.

К тому времени уже был опубликован и достаточно известен за рубежом (и, разумеется, нашему всеведущему и вездесущему Юрию Евгеньевичу) Доклад Бангеманна, перевернувший представления о том, как нужно развиваться Европе. Именно в этом документе впервые в политическом контексте появилось словосочетание «информационное общество», которое так зацепило Юрия. Сам этот доклад был ответом Европы на вызов США, которые благодаря Альберту Гору уже в течение нескольких лет занимались созданием национальной информационной инфраструктуры. В отличие от североамериканцев, опирающихся на рыночную экономику, европейцы исповедовали почти социалистический подход: они говорили, что нужно планомерно развивать инфраструктуру, причем не на рыночной основе, а c участием государства, и серьезно задумываться о социальных аспектах использования информации и ИКТ. Для них главной фигурой во всем этом деле был потребитель — общество, поэтому они сразу же поставили перед собой вопросы: как будет использоваться инфраструктура, как в новом обществе люди будут жить и работать и т. п.